– …вблизи резиденции американского посла! – закончила за него Беата, хлопнув себя по лбу. – Анонимный звонок об автомобиле со взрывчаткой. У меня в пятницу был выходной, но об этом сообщали в теленовостях. Сейчас, когда повсюду царит такая паника[4], неудивительно, что все ринулись туда.

– Никакой бомбы так и не нашли.

– Разумеется. Классический трюк – что-нибудь выдумать, чтобы перед самым ограблением направить полицию подальше от места преступления.

Оставшуюся часть записи они просмотрели молча. Август Шульц, застывший у пешеходного перехода. Светофор успел несколько раз переключиться с зеленого на красный и обратно, а старик так и не двинулся. «Чего он ждет? – подумал Харри. – Пока зеленый установится надолго? Сбоя в работе светофора, который может случиться раз в сто лет? Ну вот. Похоже, дождался». Издалека донесся звук полицейской сирены.

– Что-то здесь не стыкуется, – сказал Харри.

– Всегда что-то не стыкуется, – с усталым старческим вздохом заметила Беата Лённ.

Запись окончилась; на экране замелькала пурга.

– Снег?

Вспрыгивая на край тротуара, Харри едва не кричал в трубку мобильника.

– Ну да-а-а. – Связь с Москвой была плохая. Словам Ракели вторило трескучее эхо.

– Алло?

– Тут жутко холодно…о. И на улице, и в гостинице…це.

– А как с атмосферой в зале суда?

– Тоже ниже нуля. Раньше, когда мы жили здесь, его мать сама мне твердила, чтобы я забирала Олега и уезжала. А теперь сидит как ни в чем не бывало со всеми остальными и испепеляет меня ненавидящим взглядом…дом.

– Но дело-то хоть движется?

– Откуда мне знать?

– Как это – откуда? Во-первых, ты юрист, во-вторых, знаешь русский.

– Видишь ли, Харри, подобно ста пятидесяти миллионам русских, я ничегошеньки не смыслю в здешней системе правосудия. Понятно…о?

– Понятно. А как там Олег?

Харри дважды повторил вопрос и, так и не дождавшись ответа, взглянул на дисплей телефона, проверяя, не прервалась ли связь. Секунды на табло, однако, продолжали сменяться, и он снова приложил трубку к уху:

– Алло?

– Алло, алло, Харри, я тебя слышу…шу. Я так скучаю по тебе…бе. Ты что смеешься…ся?

– Просто у тебя это смешно выходит. Эхо.

Подойдя к дому, Харри достал ключ, отпер дверь подъезда и вошел внутрь.

– Ты считаешь, я хнычу?

– Да нет же, конечно нет.

Харри кивнул Али, который, обливаясь потом, пытался протащить финские сани через дверь подвала.

– Я тебя люблю. Слышишь? Я тебя люблю! Алло! Алло!

Растерянно посмотрев на отключившийся телефон, Харри поднял глаза, и тут же взгляд его натолкнулся на сияющую улыбку соседа-пакистанца.

– Ну разумеется, Али, тебя я тоже люблю, – пробормотал он, снова пытаясь набрать номер Ракели.

– Кнопка повтора, – сказал Али.

– А?

– Да так, ничего, проехали. Слушай, если появится желание сдать свой чулан в подвале, скажи мне. Ты ведь им почти не пользуешься, верно?

– А что, у меня есть там чулан?

Али молитвенно закатил глаза к небу:

– Сколько лет ты здесь живешь, а, Харри?

– Я же сказал, что тоже тебя люблю.

Али с вопросительным видом уставился на Харри, который отмахнулся от него, жестом давая понять, что снова дозвонился, и помчался вверх по лестнице, держа перед собой на вытянутой руке, как лозоходец свою лозу, ключ от квартиры.

– Ну вот, теперь мы можем разговаривать, – сказал Харри, входя в свою по-спартански обставленную аккуратную двухкомнатную квартирку, купленную им за бесценок еще в конце восьмидесятых, когда на рынке жилья царил полнейший застой. Иногда Харри казалось, что этой покупкой он исчерпал лимит удач, отпущенных ему судьбой.

– Как бы мне хотелось, Харри, чтобы ты мог сейчас быть с нами. Да и Олег по тебе соскучился.