Когда я дома сообщил, что визу мне не продлили, родители только плечами пожали.

– Ну, значит, не судьба, – философски заключила мать. – Я бы посоветовала тебе как можно скорее заняться продажей машины. С собой ты её в Россию не возьмёшь.

– Я сказал – не поеду, значит, не поеду! – упрямо возразил я. – И машину продавать не буду!

Ничего себе – продать машину! Для меня она ассоциировалась с новой, благополучной и счастливой жизнью. Для меня продать машину означало распрощаться и с этой прекрасной жизнью, и со всеми моими мечтами и надежами…

Однако настроение было вконец испорчено. Лихорадочное возбуждение от того, что надо же что-то делать и срочно куда-то бежать, сменилось апатией, ощущением, что всё бесполезно и сделать ничего нельзя… Находиться дома с родителями я не мог. Хотя отец, конечно, был не виноват в том, что всё обернулось именно так, я чувствовал себя смертельно обиженным, как если бы отец специально сделал мне гадость. По вечерам я подолгу бродил по Ганноверу, откладывая момент возвращения домой. Я бесцельно блуждал по его улицам, в оцепенении сидел на скамейках, стоял на берегу пруда, глядя на плавающих уток… Я чувствовал себя, как человек, которого скоро выгонят из рая. Всё, что было естественным для всех этих ребят, моих сокурсников, просто жить и учиться в Германии, для меня становилось недоступной роскошью. Особенно меня раздражала довольная рожа Макара. После того, как я несколько раз огрызнулся ему в ответ, он добродушно спросил:

– Ты чего какой-то смурной в последнее время? Случилось что?

– Случилось, – мрачно ответил я.

– А что такое? Колись.

Я рассказал ему всё по порядку. Однако Макар, выслушав меня, даже не потрудился согнать с лица свою вечно блаженную улыбку.

– Нашёл, из-за чего переживать!

– Ничего себе! – я чуть не вмазал по его самодовольной роже. – Тебе хорошо говорить!

– Да ладно, не парься! – небрежно дёрнул плечом Макар. – Я бы на твоём месте, знаешь, что сделал?

– Что?

– Поступил бы во французский иностранный легион, вот что.

– Причём здесь французский легион вообще?

– Какой ты дремучий, оказывается… Слушай сюда. Для тебя ведь главное – на западе закрепиться, так?

– Ну, так.

– Так вот… Во французский иностранный легион принимают только иностранцев. Подписываешь контракт на пять лет, служишь, все дела, а через пять лет у тебя – вуаля, французское гражданство! Послушай, для тебя это реальный шанс. Там никто не будет смотреть ни на твои документы, ни на что. Там главное – твоя спортивная подготовка, здоровье и желание, конечно.

– Но я совсем не знаю французского. Только немецкий и английский.

– Там даже иностранного знать не надо. Знаешь один русский – возьмут, лишь бы, повторяю, физическая подготовка не подвела. А ты вроде крепенький. Спортом занимался?

– Да. Я кандидат в мастера спорта по лёгкой атлетике.

– Супер! А со зрением у тебя что?

– Небольшая близорукость. Ношу очки под настроение. Но могу и не носить.

– Когда приедешь туда – лучше не носи. И вообще, выучи наизусть таблицу, по которой они зрение проверяют.

– На каком языке?

– На русском, ну, на всякий случай и на немецком.

– Выучу. У меня память – что надо.

– Ну и всё. Считай, что ты уже гражданин Франции.

– Что, вот так легко?

– Ну, если тебя в горячей точке не убьют, то – да, легко.

– В горячей точке?! Ничего себе! Они воюют в горячих точках?.. Да что это за зверь вообще такой – французский иностранный легион? Рассказывай, что знаешь!

– О! Про него легенды ходят. Значит, смотри… Приезжаешь в один из пунктов вербовки. Их по всей Франции восемнадцать.

– Как я пересеку границу?

– Легко. Езжай на своей машине. Через Люксембург. Немецкие номера – пропустят, никто не подкопается. Не сомневайся. Затем… Двигай в Страсбург. Это ближайший город, где вербовочный пункт легиона.