В том же году я закончил небольшую книгу «Основной вопрос этики», в которой попытался обосновать и защитить принцип наибольшего всеобщего содействия счастью, исходя из этики совести и критикуя учение Канта. В то время меня также волновал вопрос о разуме и теле, который я всегда считал центральной проблемой метафизики. В работе, опубликованной в 1907 году, я защищал параллелизм от возражений, выдвинутых Г. Дришем, но в том же году в другой работе я объяснил, что закон сохранения энергии отнюдь не исключает теорию взаимодействия. В следующем году я показал с помощью новых математико-механических соображений, что влияние души на тело совместимо с законом сохранения энергии. Это понимание устранило важное возражение против теории взаимодействия, но, с другой стороны, мои оговорки относительно параллелистических гипотез постепенно усиливались. В то же время слабые стороны дарвиновской теории отбора и неадекватность обоснования биологического механизма становились для меня все более очевидными, и поэтому моя оценка витализма, тесно связанного с теорией взаимодействий, постепенно росла.
В связи с этическим направлением моей мысли решение некоторых эмоционально-психологических вопросов казалось мне крайне необходимым. Все ли чувства приятны или неприятны? Существует ли одно или несколько качеств удовольствия или неудовольствия? Эти и другие проблемы эмоциональной психологии занимали меня на протяжении нескольких лет после хабилитации. Временами я намеревался написать психологию эмоций; отдельные части работы были записаны. Однако вскоре я понял, что не в состоянии удовлетворительно справиться с такой сложной, обширной и противоречивой областью. Длительные попытки усовершенствовать метод выражения как вспомогательное средство для исследования эмоций, некоторые из которых проводились во время моего пребывания в Мюнстере, привели лишь к неадекватным результатам, ни один из которых не был опубликован. В этих экспериментах, однако, я также зависел от чрезвычайно скромных технических средств.
Более успешными были эксперименты по изучению чувствительности внутренних органов, на которые меня натолкнуло рассмотрение сенсуалистической теории ощущений Джеймса-Ланге. Например, в пищеводе давление, тепло, холод и электрическая стимуляция приводили к соответствующим ощущениям, которые также можно было достаточно точно локализовать.
В 1909 году, по случаю столетия со дня рождения Дарвина, я прочитал в Бонне лекцию, которая вскоре была опубликована в расширенном виде, в которой объяснил, что дарвинизм никоим образом не подразумевает, что в человеческом обществе также должна преобладать жестокая, беспощадная борьба за существование; напротив, нормы социальной этики вполне могут быть обоснованы с дарвиновской точки зрения. Как и лекция, более поздние статьи (три, 1918) также отстаивали идеал евгеники, основанный на максиме филантропии.
Примерно одновременно с дарвиновской лекцией я написал «Теоретические вклады в дарвинизм», опубликованные в 1910 году, в которых, помимо прочего, был сформулирован «принцип утилизации» для объяснения некоторых адаптаций и указана совместимость селекционизма и витализма.
Последней моей работой, завершенной в Бонне, было небольшое экспериментальное исследование факторов, определяющих восприятие обратимых рисунков. Как утверждалось ранее, важны не только направление взгляда и движения глаз. Влияние оказывают также направление внимания, готовность соответствующих идей или следов памяти и желание видеть рисунок определенным образом.
1 октября 1909 года я был назначен полным профессором Университета Мюнстера и В*, где должен был стать преемником Меймана. Я с радостью принял этот вызов, хотя и покидал Бонн с тяжелым сердцем. Мой отъезд был облегчен тем, что Эрдманн, мой высокочтимый учитель, которому я многим обязан, покинул Бонн в то же время, чтобы перейти в Берлинский университет.