Протягивает мне какие-то колеса и бутылку с водой. Для верности закидываюсь сразу парочкой.

— Отец в ярости, — сухо констатирует Тим. Нормальный мужик, даже помогает мне иногда.

— Ему полезно, — хмыкаю, откидываюсь на спинку и прикрываю глаза. Все, меня нет.

В доме царит гробовая тишина. Даже прислуга куда-то испарилась, но навела порядок перед этим. Никаких следов вчерашнего праздника не осталось. Так даже не интересно. Иду сдаваться в кабинет. Без стука открываю дверь и встречаюсь взглядом с отцом.

— Сучонок! Ты что творишь? — срывается на грубость. Нервишки так себе. Морда красная, глаза навыкате. Ходит из стороны в сторону и плюется проклятиями.

— И тебе доброе утро, папа. — Последнее слово буквально выплевываю.

— Доброе? Да ты в край охренел! — орет он, брызгая слюной.

Как ни в чем не бывало прохожу вглубь кабинета, опускаюсь на стул и закидываю ноги на стол.

— Ага, я вообще жалкое отродье, — словно между делом замечаю я. — Ублюдок безродный. Но ничего, — губы расползаются в кривой ухмылке, — Мариночка тебе скоро нового родит. Не испорченного.

— Что ты несешь? Дать бы тебе леща, да места живого нет.

— Не отказывай себе в удовольствии, — хмыкаю я и равнодушно закидываю руки за голову. Все это бла-бла-бла. Вот потрындеть, сотрясая воздух — это отец горазд, а что-то реально сделать — уже не про него.

— Ты хоть знаешь, во сколько мне обойдется твой праздник?

— И знать не хочу.

Чистая правда. Никогда не считал его денег и не собираюсь начинать. Должен же он хоть как-то платить за свои поступки. Чтоб жизнь малиной не казалась.

— Ах так, — зло шипит он и грубо сталкивает мои ноги со стола. — Совсем страх потерял? Но ничего. Оставлю тебя без дотаций, посмотрим, как запоешь. Карточки и ключи от машины на стол.

Напугал, аж дрожу весь. Не спорю с его решением. Так даже лучше для всех нас. Достаю портмоне и ключи от машины.

— Да подавись, — небрежно швыряю на стол, а в груди настоящий пожар. — Бабки, бабки, бабки, кроме них тебя никогда ничего и не интересовало.

Не удается остаться безучастным. Бесит меня вся та ситуация и несправедливость к матери тоже.

— О чем ты? — Отец непонимающе хмурится.

— Мама так тебя любила, а ты трахал все, что движется, — выплевываю обвинение ему в лицо. Внутри горит так, что дым из ушей скоро пойдет.

— Неправда! — рявкает он. — Я любил твою мать.

— Именно поэтому она хотела выйти в окно, правда?

Думал, я не знаю об этом, но ошибается. Я все знаю и все вижу. Если что-то молча хаваю, вовсе не значит, что не замечаю. Просто время платить по счетам еще не настало.

— Что ты понимаешь? Она больна. — Отец привычно пытается оправдаться и списать все на болезнь. Но я знаю правду.

— Это ты болен! И дырка твоя брюхатая. — Меня отчаянно несет, но фильтровать слова нет ни сил, ни желания. — Ей ты тоже изменяешь?

— Не смей так говорить о Марине!

— Как хочу, так и говорю, — подскакиваю на ноги. — Шлюха твоя Марина, с тобой только из-за бабла. Как и все вокруг.

— Да как ты смеешь? Я все для тебя, а ты хамло неблагодарное, не ценишь. — Отца трясет от злости, а меня неожиданно, наоборот, отпускает.

— Упрекнуть решил, — усмехаюсь я. — Самое время.

— Я тебя содержу, одеваю, гулянки твои оплачиваю…

— В ножки тебе поклониться? — отвешиваю дурашливый поклон.

— Клоун, — огрызается отец. — Одна твоя спецшкола сколько стоит. Видимо, не учат там уважать родителей.

— Да засунь ты себе эту школу в задницу, — издевательски смеюсь я.

— Идиот, это твое будущее!

— В этом ты прав. Это мое будущее. Без тебя.

Решение приходит быстро. Разворачиваюсь и иду к выходу.

— Глеб, стой! Я еще не закончил.