– Верят. – Ксения устало опустилась на стул. – Но до определенной буквы каждого сказанного мною слова.

*

Преступления действительно были идентичны. Тела расположены в различных позах на столах, словно жертвоприношения древним богам. Изгиб конечностей тела формировали очередной символ. Свеча, а где-то и две, дополняли ужасный «рисунок». Отличие в незначительных деталях: где-то вместо скатерти лежала простынь, сорванная второпях с кровати в спальне. Это подтверждало стремление убийцы (или убийц) придать священность, ритуальность своему страшному деянию.

Рабочие кадры, сделанные при плохом освещении, тем самым подчеркивающие ужасную реальность, заставили многих из присутствующих ощутить шевеление волос на голове.

– Ну что скажете, сыщики? – Ксения во время ознакомления с делом группой стояла у окна и курила. – На данный момент вы самые лучшие в городе. Какие первые впечатления? Часто от них многое зависит.

Сидящие за столом переглянулись между собой. Некоторые гордо приподняли подбородки. Многим из них не было и тридцати. Революция, Гражданская война и Вторая мировая омолодили ряды силовых учреждений, наделяя страшным кровавым опытом ее членов. Да и «зачистки»… Под карающий меч «правосудия» НКВД попадали в основном товарищи более старшего поколения, кто уже наделал жизненных «ошибок» высказываниями и своими мыслями или попросту мешал крутиться жерновам власти. Молодежь была ослеплена идеей «светлого пути коммунизма» и свято верила в его будущее.

Опять же, комсомол – незаменимый помощник партии.

Во многих ведомствах работали едва сформировавшиеся мальчишки и девчонки, имеющие в своей практике такое, чем в мирных условиях не каждый взрослый сможет похвастаться. Но только не в это время и не в этой стране. В стране, где террор и массовые убийства очередными вспышками в течение десятилетий оправдывались идеологическими мотивами и партийными тезисами. Оправданные жертвы…

Но это все отголоски демагогии. Несмотря ни на что, страна сплотилась и при помощи невероятных усилий победила фашизм. Даже с учетом репрессий, переполненных лагерей и невинно казненных своих сынов.

– Если делиться именно первым впечатлением… – Комов задумчиво рассматривал снимки из привезенных Ефимцевой дел, передавая их товарищам, сидевшим за столом друг напротив друга. – Исходя из своего личного опыта…

Гриша закашлялся, ощутив на себе полдюжины удивленно-встревоженных взглядов.

– Письмо! У меня складывается впечатление, что он пишет письмо. – Комов, поправив челку черных, как смоль, волос, краснея, нелепо улыбнулся. – Убийство – иероглиф с заложенным смыслом, еще жертва – очередное послание. Ч-е-го!? Я в детстве увлекался и писал девчонкам…

– Так, еще кто? – Голос Ксении, подстегивая кнутом, заставлял шелестеть листами папок и шевелить мозгами.

– Он определенно силен, если это одиночка, конечно. – Миша Данилов, рассудительный, не говорящий лишних слов, пришел в милицию после войны, сразу попал в отдел по борьбе с бандитизмом. Физически крепок, хладнокровен, прямолинеен; год во фронтовой разведке, десяток выходов за линию фронта и столько же диверсий в составе группы. – Да, жертвы преступления – дети и подростки до пятнадцати лет, но везде убит кто-то из взрослых. А в пригородном случае даже бывший военный. – Миша развел руки в стороны, опуская папку с материалами дела на поверхность стола. – Молодой, сильный мужчина, имеющий боевой опыт… Тут как бы все само за себя говорит.

– Ещё? – Ксения взяла со стола граненый стакан с чаем и просто грела о него руки, глядя на медленно падающие снежинки за окном.