И, не дожидаясь ответа, ван Эрлик врубил левую пару планетарных двигателей. Никто и никогда не стартует с планеты на одной паре двигателей – корабль неминуемо завалится и спустя несколько секунд после старта врежется обратно в землю. Катер – не космоатмосферник. Соотношение его массы к мощности двигателей несколько меньше, но все равно стартовать на левых двигателях с него никто, сколько было известно Чеславу, еще не пытался. Как никто не пытался перепрыгнуть пропасть на одной ноге.

Катер рыскнул. Земля встала дыбом, Чеслав на миг увидел струи пара и огненные клочья грязи, вылетающие из сопел.

Противник замешкался. Капитан космоатмосферника тоже никогда не видел косого старта, – и, смущенный последними словами собеседника, он никак не мог решить, что делать – стрелять? Самому уйти вверх, дабы спасти катер с драгоценным мальчишкой и, возможно – не менее драгоценными пилотами?

Поверхность планеты встала вертикальной стеной. Катер, заваливаясь, словно летел по узкому коридору между почвой и облаками.

В следующую секунду, за мгновение до того, как столкновение с землей стало необратимым, ван Эрлик врубил правые движки. Мир закрутился волчком. Катер рванулся вверх, вверх, прочь от выжженной войной планеты – минуя сверкающую паутину, в центре которой висел сторожевик. Где-то в полукилометре над почвой катер сильно тряхнуло, словно он ударился о невидимую стену. Но напряженность силового поля падает обратно пропорционально кубу расстояния. На такой дистанции поле было не плотней листа бумаги, – катер рыскнул, отчаянно взвыл, и – пошел вверх, набирая высоту.

Экран потух.

Паутина исчезла. Ионизированный столб воздуха под чужим кораблем засветился зеленым призрачным светом.

Катер лег на бок и помчался параллельно земле.

– Наверх! – заорал Чеслав.

– У них на орбите эсминец, – отозвался ван Эрлик.

Катер, ныряя в воздушных ямах, несся над верхушками призрачных деревьев с тугими клубками сучьев. Силовая волна, выброшенная космоатмосферником, прокатилась над ними на высоте в двести метров, и по ту сторону накрывшей их гигантской чаши засверкала шатровая радуга.

Активные сенсоры противника захватили цель, штурман-блок пронзительно запищал.

– Они нас достали, – сказал Чеслав.

Комм ожил, вспыхнул снова. Сигнал шел с орбиты, от пылающего красной точкой эсминца. На этот раз на экране появилось изображение. Чеславу на мгновение бросился в глаза огромный белый силуэт в кресле второго пилота.

– Сядь, сука, – заорал капитан чужого эсминца, – сядь, или мы тебя размажем!

Катер, заложив крутой вираж, мчался вдоль внутренней дуги силового колокола. Он походил на бабочку, накрытую гигантской прозрачной крышкой от супницы.

Супница начала медленно опускаться.

Космоатмосферник в ее центре расплылся, теряя очертания, превратился в гигантскую кляксу, стекавшую к земле по шатровой радуге поля – силовая блокировка дает поразительные зрительные эффекты. Было такое впечатление, что их накрывает вывернувшимся наружу желудком корабля.

Эйрик сорвал шлем.

– Ден! Расса! – закричал он отчаянно, – если вы слышите меня, помогите мне!

В следующую секунду воздух словно сгустился в огромный черный топор, – и в лезвие этого топора и влетел корабль противника. Небо взорвалось. Солнце мигнуло, как неисправный индикатор. Шатровая радуга исчезла. С неба сыпались пластик, сталь и мясо.

– Во имя императора, – проговорил потрясенный Чеслав, – что это было – оружие харитов?

– У харитов нет оружия, – прозвучал насмешливый ответ, – держитесь крепче, детеныши. Мы уходим в гипер у внешнего слоя атмосферы, если не хотим познакомиться с тем, кто болтается на орбите.