– Но Зиля…

– Зиля моя помощница, а не ваша.

– Но…

– Еще одно «но», и ты останешься со мной, – обняла своего уже достаточно рослого, девятилетнего сына. – Или у бабушки, – и начала тискать за щеки.

– Нет уж! – и побежал наверх собираться.

– Мне кажется, ты резка с детьми, – посетовала мама. Да, я детей в попу не целовала: во-первых, взрослые уже, во-вторых, это мальчишки и на голову садятся, будь здоров!

– Мама, – я улыбнулась ей привычной наигранной улыбкой, – я с детьми ровно такая, как им нужно.

Мои мальчишки через две недели в спортивный лагерь на месяц уезжают. Они с детства футболом занимались, все трое. Помимо этого борьбой и боксом. Легкая атлетика тоже в меню. Поэтому крепкие, здоровые, рослые. Только Тимур, мой средний, помимо физических активностей к музыке тяготел. У него потрясающий чуткий слух. Я с боем, но сумела отдать его на скрипку. Ему нравилось. Да, сложно, порой невыносимо, но он категорически отказывался бросать, когда отец говорил, что пиликанье для девчонок. Я сына поддерживала. Не позволяла давить на него. Давид растил из них настоящих мужчин и считал скрипку чем-то стыдным, девчачьей забавой. Я грудью защищала интересы моего Тимура. Он больше других был похож на меня: сильный снаружи, мягкий внутри.

– Поехали, мам, – я поднялась. У меня через час прием. Пришли анализы. Вроде вся здоровая, но эти жуткие вспышки головной боли. Хоть в окно выходи в такие дни. Сделали мрт головного мозга: сегодня, надеюсь, расскажут, что со мной.

Обследование делала в НИИ Бурденко, поэтому сейчас сидела в небольшой, но все же очереди. Бесплатная медицина за деньги. Лучше уж платную, но без потери времени.

– Лота Черкесова? – меня пригласил к себе невропатолог. Он был не один в кабинете. Мы с мамой зашли: она села на дальнюю кушетку, я устроилась напротив врачебного стола. Здесь были еще женщина и мужчина. – Это мои коллеги: врач-рентгенолог и нейрохирург.

Я кивнула хладнокровно, но внутренне напряглась. Если в кабинете больше одного доктора, то пациент скорее мертв, чем жив.

– Лота Равилевна, можно вас осмотреть? – тот что хирург пригласил меня за ширму. – Вспышки головной боли сопровождались головокружением, потемнением в глазах, обмороки?

– Было пару раз. Иногда на яркий свет глаза болят, – отвернулась, когда начал просвечивать зрачки.

Я вернулась на свое место. Мой невропатолог вместе с рентгенологом что-то тихо обсуждали, глядя в монитор.

– Лота Равилевна, по результатам мрт у вас выявлено выпячивание церебральной артерии в области истончения, – после долгих совещаний и аккуратных подводок сообщили.

– Это что? – только и сказала.

– Аневризма головного мозга.

У меня выпал из рук телефон. Мама громко ахнула и приложила руку к губам. Я подняла мобильный, трясущими руками обхватила – экран покрылся мелкой сеткой стеклянных морщин, и я в отражении совсем разбитая…

– Извините, – подняла глаза на врачей. – Это что-то вроде тромба? – максимально ровно поинтересовалась. Мама опять ахнула. Я снова извинилась и встала. – Пойдем, – вывела из кабинета. – Подожди меня здесь.

– Но доченька…

– Мам, я сама поговорю с врачами. Ты слишком разволновалась.

Я вернулась в кабинет на трясущихся ногах, но на людей в белых халатах с крайне серьезными лицами смотрела прямо.

– Это лечится? Или как тромб…

– Эти вещи не корректно сравнивать, – ответил нейрохирург. – Аневризма – это истончение стенки артерии, из-за чего она выпячивается и растягивается. Главная опасность, что она растет и может лопнуть.

– И? – спросила, хотя… Ну, в принципе все понятно.

– Нужна операция. Мы должны купировать и выключить артерию из кровотока.