Замуж Софья Марковна больше не пошла. Всю оставшуюся любовь она отдала сыну. Конечно, она надеялась, что Шурочка станет великим музыкантом… или, на крайний случай, займётся наукой. Но увы! Шурочка выбрал юридический и стал следователем.

Первое время Софья Марковна безумно страдала от выбора сына, но виду не показывала. А потом ничего, привыкла и смирилась с нелёгкой профессией единственного сына. И когда старинные подруги Софьи Марковны иногда сочувственно вздыхали:

– Софи, зачем ты позволила мальчику выбрать такую опасную профессию?..

Софья Марковна отвечала:

– Во-первых, Шурочка уже давно не мальчик, а взрослый мужчина, а во-вторых, – горько напоминала она, – наука не представляется опасной профессией, однако мой супруг…

– Да, да, Софочка, ты права, – торопились согласиться подруги.

Больше её волновало другое – то, что Шурочка всё ещё не женат и даже не собирается. Она пробовала знакомить его со своими ученицами. Сын был галантным кавалером. Особенно охотно он соглашался проводить девушку домой, чтобы едва за ней закроется дверь облегчённо забыть о её существовании.

Спустя два часа Софья Марковна заглянула в комнату сына.

– Шура, тебе Мирослава звонила.

– А чего сразу не сказала?!

– Хотела, чтобы ты по-человечески поел и хоть немного отдохнул.

– Ма! Ну вдруг что-то срочное?!

– Было бы срочное, она позвонила бы не на домашний, а тебе на сотовый.

В общем-то мать была права, но Шура всё равно сделал вид, что сердится…

Софья Марковна, прекрасно знавшая своего сына, только фыркнула и уплыла на кухню.

А Шура сразу же позвонил Мирославе. Её сотовый не отзывался, и Наполеонов набрал номер агентства.

– Детективное агентство «Мирослава» слушает, – прозвучал в трубке приятный голос Мориса Миндаугаса.

– Морис, привет! Мне Слава звонила. Где она там?

– По-моему, пошла в гостиную.

– У вас там небось камин горит? – с плохо скрываемой завистью проговорил Наполеонов.

– Нет, пока ещё не разжигали.

У Шуры вырвался вздох облегчения, но всё-таки он не смог удержаться, чтобы не попенять другу:

– А чего вы ждёте?

– Не чего, а кого, – ответил Морис, и Наполеонов догадался, что он улыбается. – Позвать Мирославу? – спросил Миндаугас.

– А ты не знаешь, чего она мне звонила?

– Сказала, что просто соскучилась.

– Так и сказала? – не поверил Шура.

– Так и сказала, – подтвердил Морис.

– Ага, тогда не зови, просто скажи, что я звонил.

– Так ты сегодня не приедешь?

– Нет, – хмыкнул Наполеонов в трубку, – я сегодня примерный сын и домашний мальчик. – Шура потянул носом, с кухни наплывал волшебный аромат булочек с корицей. – Пока, пока, – проговорил он в трубку и отключился.

– Ма, мы скоро чай пить будем?

– Скоро. А ты разве не помчишься к Мирославе?

– Сегодня нет.

– Ну вот и славно, в кои-то веки почаёвничаем вдвоём, – умиротворённо прозвучал голос Софьи Марковны.

– Можно подумать, мы с тобой не чаёвничаем, – проговорил Наполеонов, входя в кухню. Он прищурил свои желтовато-зелёные глаза и с улыбкой посмотрел на мать.

– Как ты похож на отца, – вздохнула она, расставляя на столе тарелки, вазочки и чашки.

В 6 утра раздался звонок сотового, Наполеонов нащупал телефон на столе, разлепил глаза и сонным голосом пробормотал:

– Слушаю.

– Всё ещё спим, капитан, – раздался насмешливый бодрый голос Илинханова.

Вместо того чтобы возмутиться, следователь, уже окончательно проснувшись, ответил:

– Досыпаем, Зуфар Раисович, – и навострил уши, прекрасно понимая, что просто так уважаемый судмедэксперт названивать ему с утра пораньше не станет. И оказался прав.

– Знаете, капитан, наша потерпевшая сначала приняла лошадиную дозу снотворного, потом утонула…