Клайв с невероятной быстротой извлек внутренние органы высохшей, почти бестелесной престарелой дамы, миссис Этель Хамблер. И тут доктор Эд Барберри, который вновь почтил нас своим присутствием, обнаружил нечто такое, от чего смолкли привычные разговоры, а Клайв даже выключил радио. При вскрытии в трахее миссис Хамблер была обнаружена бумажная салфетка. Когда Эд ее развернул, все вздрогнули – в углу было написано имя умершей. Сразу стало понятно, что произошло. Так называемые опекуны, абсолютно неграмотные в медицинском отношении люди, оставили ее обедать в одиночестве – несмотря на то, что женщина страдала тяжелой деменцией и полностью утратила связь с реальностью. Решив, что должна съесть все, что находится перед ней, старушка, поскольку рядом не было никого, кто мог бы ей воспрепятствовать, сжевала заодно и бумажную салфетку, которая застряла в горле.

Установив причину смерти, Эд сообщил об этом коронеру. Позже Клайв рассказал, что этим дело не кончилось. По логике эту смерть можно было квалифицировать как несчастный случай. Но несчастные случаи бывают разные – некоторых не только можно, но и нужно избегать. Задача коронера заключалась как раз в том, чтобы провести между ними границу. Я же поклялась себе, что никто из моих родных никогда не окажется в доме престарелых. Я буду ухаживать за ними, как бы трудно это ни было, но ни с кем из них не произойдет ничего подобного.

В завершение Клайв вложил внутренние органы на место и придал телу пристойный вид – теперь старушка выглядела лучше, чем до вскрытия. Затем тело отправили в хранилище, где миссис Хамблер в обществе других усопших должна была ожидать сотрудников ритуальной службы.

Как и большинство из нас, я всегда полагала, что морги имеют дело только с мертвыми. Но скоро поняла, что ошибалась.

Однажды, услышав звонок, я подошла к красным дверям и увидела курьера с большой желтой корзиной примерно фут глубиной и два фута в диаметре. Он сунул корзину мне:

– Из службы доставки.

– Что это? – спросила я.

Курьер посмотрел на меня.

– Поскольку я не чертов аист, это точно не чертов младенец.

С этими словами он удалился.

В вестибюле появился Клайв. Увидев, что я в недоумении рассматриваю корзину, он поморщился:

– Ох…

– Что это? – спросила я.

Он забрал у меня корзину.

– Продукты.

– Продукты? – непонимающе переспросила я.

– Продукты зачатия, – сказал Клайв.

Я все еще не понимала. Мы дошли до хранилища, где Клайв поставил корзину на поддон и повернулся ко мне.

– Результаты абортов, выкидышей и все такое, – пояснил он.

Мне слегка подурнело.

– Их доставляют сюда? – недоверчиво спросила я.

– Куда же еще?

Я никогда об этом не задумывалась, но теперь мне стало ясно, что это правильно.

– И тут есть младенцы? – нервно спросила я.

Клайв улыбнулся:

– Что ты, Шелли, конечно, нет. Если ребенок родился мертвым или умер сразу после рождения, с ним поступают так же, как и с обыкновенным покойником. Но результаты абортов и выкидышей на раннем сроке ничем не отличаются от обычных тканей.

Мне как-то не захотелось думать об этих тканях.

– И что с ними будет дальше?

– С ними мы обращаемся как обычно. Если родители желают их похоронить, их передают сотрудникам ритуальной службы. Если захотят кремацию, значит, так тому и быть. Впрочем, чаще всего родители предоставляют все нам. Мы приглашаем священника, а затем отправляем ткани в крематорий. К ним относятся с должным уважением.

Примерно через месяц ситуация повторилась – я открыла дверь, и на пороге снова стоял курьер. Теперь у него было белое пластиковое ведро с крышкой. Оно имело около восемнадцати дюймов в диаметре и фута три в высоту. Курьер вручил доставку с таким видом, словно дарил мне цветы.