Грэм извлек все органы из тела и стоял, демонстрируя мне так называемый «ливер» – органокомплекс мистера Эванса. Язык лежал на ладони Грэма, а ниже, на столе, распласталась пристегнутая к нему остальная цепочка органов, за исключением кишечника и мозга. «Ливер» Грэм поместил во второй таз и поставил обе емкости на стол для патологоанатома. Затем мы прибрались, переоделись в чистую форму и вернулись в кабинет, чтобы выпить кофе.
Клайв уже позвонил патологоанатому, доктору Эду Барберри, и тот сообщил, что прибудет к половине одиннадцатого. У нас был час свободного времени. Мы с Грэмом захватили кофе и вышли перекурить под навес за дверями морга.
Морг, как уже было сказано, располагался на первом этаже патологоанатомического корпуса. Сидя у дверей, мы видели снующих туда-сюда сотрудников больницы, будучи сами скрыты от чужих глаз слепой зоной. Перекурив, мы немного прогулялись вокруг парковки. «Чтобы собраться с мыслями», – пояснил Грэм. Далеко нам уйти не удалось – у Грэма здесь было так много знакомых, что он заговаривал почти с каждым встречным. В этой больнице он работал уже лет сто – прежде чем заняться покойниками, был водителем. Он познакомил меня с кучей народа, но я знала, что все равно никого не запомню. Похоже, пройдет не одна неделя, прежде чем я соберусь с мыслями.
После перерыва мы вернулись в секционную. Грэм зашил нижнюю часть торса мистера Эванса, оставив верхнюю разъятой, чтобы вложить туда органы, когда доктор Барберри закончит работу. Он вытащил деревянный брусок из-под спины мистера Эванса и подложил его ему под голову. Скальпелем Грэм сделал надрез за правым ухом трупа, а затем провел лезвием по затылку до левого уха. Мне он пояснил, что делать такой надрез на голове нужно как можно ниже. Если родственники захотят увидеть покойного после вскрытия, то чем ниже будет надрез, тем меньше вероятность, что его заметят – ведь голова будет покоиться на подушке. У санитаров немало таких маленьких хитростей, с помощью которых они скрывают следы своей работы. Меня тронула забота Грэма о родных мистера Эванса, хотя после его слов я еще острее осознала реальность того, что происходит.
Грэм между тем принялся отделять скальп мистера Эванса от черепа. Это была задача не из легких – Грэм даже побагровел от напряжения. В конце концов работа была сделана, и скальп лег на лицо мистера Эванса. Грэм при помощи трепана отделил свод черепа, чтобы обнажить мозг. Запустив пальцы между мозгом и лобной костью, он осторожно потянул мозг на себя, чтобы ввести скальпель в образовавшуюся полость. Я поинтересовалась, что он делает, и он объяснил, что нужно разрезать волокнистую пленку, которая удерживает на месте мозжечок, а затем перерезать черепные и спинномозговые нервы. Сделав это, он вынул скальпель и с пугающей легкостью и спокойствием извлек мозг из черепной коробки.
Вскоре прибыл доктор Барберри. Грэм объяснил мне, что Барберри – главный патологоанатом департамента и несет ответственность за морг и за все, что в нем происходит. Грэм гордился своими хорошими отношениями с доктором:
– Мы отлично ладим. Я могу говорить с ним обо всем. Но при этом всегда помню о субординации.
Мне было интересно посмотреть, что же это за таинственный доктор Барберри – Клайв тоже был о нем высокого мнения.
Доктор производил впечатление важной персоны. Ему было слегка за сорок. Среднего роста, хорошо сложен, прекрасные манеры. Он оказался не таким, как я ожидала, потому что выглядел совершенно обычно и вовсе не походил на этакого сурового профессора, каким люди нередко воображают тех, кто занимает подобное положение. Он с улыбкой приветствовал нас, и я снова почувствовала себя не в своей тарелке – не стоило все-таки соваться со свиным рылом в калашный ряд. Кто я такая, чтобы разговаривать с человеком столь высокой квалификации? Я уставилась на Грэма в поисках поддержки. Интересная у нас собралась компания: чокнутая тетка, мечтающая работать с трупами, бывший работник бойни, презирающий карьеру, и доктор Барберри – патологоанатом высочайшей квалификации, которому предстояло детально исследовать внутренние органы мистера Эванса и определить, что его убило.