– Сан Саныч, уважаемый вы наш, когда результатов ждать? Нам бы время смерти уточнить. Свидетели говорят, три дня назад вечером выстрелы слышали. Сможем побыстрее? – Никита просительно поинтересовался у строгого эксперта.

– Когда будут результаты, тогда и получите, – нарочито грубо ответил тот. – Завтра приезжайте, если пораньше надо.

– А может по почте электронной? За неимением почтовых голубей, ею отправите? – начал было Никита.

– По почте в понедельник получите, – снова ощетинился Сан Саныч.

– Все понял, приеду, – Никита примирительно поднял руки. «Придется с бутылкой приезжать», – раскусил он замысел эксперта. Распрощавшись с коллегами, оперативник поехал в отдел.

Там он взял Мошковича и пошел с ним на доклад к начальнику. Это был старый майор по фамилии Воронцов, служивший еще с советских времен. Он пережил перестройку, лихие 90-е, «оборотней в погонах», переименование милиции в полицию и был живой легендой Смоленска. За неуживчивый характер ему так и не дали подполковника, но проводить его на пенсию не осмеливался ни один начальник. Слишком опытным опером был Воронцов. Его уважали и боялись все блатные в городе, а все деловые люди имели его телефон, хотя никаких подношений Воронцов не принимал. Начинал он простым патрульным, затем поступил в уголовный розыск, где и стал живой легендой.

– Ну что, юные дарования? Накопали что-то? – спросил он молодых полицейских, робеющих перед начальником.

Те переглянулись, и Мошкович, как старожил отдела, начал доклад.

– Пока ничего определенного, Сергей Сергеич. Убитые, Берштейн Максим Петрович. 1955 года рождения и Берштейн Вера Павловна, тоже 1955 года рождения. Прописаны и живут в Смоленске с 1995 года. Двое детей. Дочь Нина, замужем, двое детей у них. Еще, это самое, есть сын Лев, холостой. Оба живут в Москве. Дочь сюда приехала, она и нашла убитых. Подозрений у нее нет, наследство, говорит, не особо богатое, – сообщил Мошкович и перевел взгляд на коллегу.

«Успел дочку порасспросить», – отметил Никита и начал свою часть рассказа.

– Жертвы застрелены. У мужчины следы борьбы на руках и лице. Оружия убийства нет. Свидетели слышали три дня назад вечером звуки, похожие на выстрелы, но не обратили внимания. Машин посторонних никто не видел, людей незнакомых тоже не припоминают.

– Заказного убийства нам только и не хватало. Что-то еще нарыли? – переспросил начальник.

– С соседями они толком не общались, сами по себе жили, – пожал плечами Никита, решив пока не упоминать историю с застреленной собакой соседа.

– На самом деле, биографии обычные, похоже, что обычные инженеры на пенсии. Непонятно, чего про них из главка спрашивали, – добавил Мошкович.

Воронцов развел руками и скептически посмотрел наверх, где этажом выше располагалось их начальство, всем видом давая понять, что небожителей им никогда не понять. Затем он почесал переносицу и после паузы сообщил подчиненным свою идею:

– Был у нас в 90-х случай. Тоже двух пенсионеров застрелили. Вроде глухарь так и остался. Сходите-ка в архив, фамилия вроде Сазоновы или Сазановы у них была.

Оперативники переглянулись, и Никита на правах новобранца пошел в архив. Ему отчаянно не хотелось заниматься каким-то старым делом, где шансов на раскрытие было никаких, но приказ начальства оспорить было нельзя. Там его встретила Люба, молодящаяся сотрудница, откровенно скучающая на рабочем месте. Когда-то она была красоткой, но годы начали брать свое, и теперь ее попытки выглядеть сексуально смотрелись, на взгляд Никиты, слегка безвкусно. Хотя выглядела она весьма привлекательно, да и на молодого человека поглядывала с кокетством.