Когда у меня есть работа, мои сутки раскладываются на девятнадцать часов бодрствования и пять – сна, но эти пять редко выпадают на ночь.

– В эту субботу у нас планируется зачистка промзоны в Выхино, – сообщила Лиза. – Хорошие деньги.

– Это вместо новогоднего корпоратива? – хмыкнул я.

– Ну какая работа, такие и корпоративы, – отозвалась она. – Будут Макс и Марька, Лариса тоже обещала подъехать, но без гарантии…

– А что Рашид? – перебил ее я.

– Он трубку не берет, – тут же помрачнела она. – Так как?

Терпеть не могу работать без страховки там, где в любой момент на тебя может вывалиться какая-нибудь пакость. Рашид – неважный боец, но он всегда успевает почуять любую нежить до того, как она нападет. Если он сдулся, это будет паршиво. Рано или поздно это случается со всеми талантливыми медиумами – как будто однажды они осознают, что получили впечатлений больше чем достаточно.

В стакан, который уже полон, нельзя налить еще немного, чтобы содержимое не вылилось через край.

– Можете на меня рассчитывать, – сказал я. – И… я доеду до него сегодня.

– Ты нас очень выручишь, – серьезно ответила Лиза. – Звони, если что, я на связи.

У меня уже было «если что», но я не стал говорить ей об этом. Она все равно ничем не смогла бы мне помочь.

Отчет я отправил Селиверстову электронной почтой с запросом подтверждения о прочтении. Я хотел быть уверенным, что он его получит.

В декабре всегда есть один или два таких дня, которые оправдывают существование всего этого месяца. Светает поздно, однако небо с самого утра ясное и высокое, как своды католической церкви. Ветра нет. Все затянуто блескучей снежной паутиной, и, как огромные леденцы, торчат из снега старые, черные от влажности деревья. На стеклах – морозные разводы, на припаркованных машинах – снежные шапки, а по белым газонам тянутся цепочки собачьих следов. Возле метро не видно ни птиц, ни крыс – холодно, только гастарбайтеры в оранжевых жилетах споро скалывают ломами лед, перебрасываясь между собой непонятными москвичу словечками.

Судя по часам над дверью банка, я слегка опаздывал, но пробежаться так и не рискнул. Приходить на тренировку позже всех, конечно, неприятно, но менее неприятно, чем свернуть себе шею. Зимняя Москва с ее почти сплошь покрытым тоненькой корочкой льда асфальтом – не лучшее место для пробежек.

Особенно если ты не в кроссовках.

– Сдвигаем ступни, колени выпрямлены, руки свободно опущены вдоль тела, лицевые мышцы расслаблены, – медленно и очень четко, как для иностранцев, проговаривал тренер. – Спина прямая-прямая, и мы тянемся макушкой к небу… Еще выше, еще сильнее тянемся!

Допускаю, что для этого смуглого парня, родившегося в Питере, но большую часть своей жизни проведшего в Бангалоре, Нью-Дели и Катманду, мы и впрямь были иностранцами. Он говорил на английском, хинди, тамильском и малаяме почти так же свободно, как на русском, однако не спешил зарабатывать деньги переводами.

За каждое проведенное занятие руководство центра изучения индийской культуры выдавало ему какие-то донельзя смешные гонорары, но финансовые вопросы этого парня, казалось, совершенно не парили. Он занимался тем, чем считал нужным заниматься.

– Представьте, что из вашей макушки выходит луч яркого света, который устремляется вверх, – продолжал тренер, не глядя на нас, но совершенно точно зная, где и как именно сейчас стоит каждый. – Постарайтесь почувствовать его. Он соединяет вас с небом.

Санскритское слово «йудж» означает «связь».

Как и для других древних языков, для санскрита характерна многозначность употребляемых слов, а потому «йудж» – это еще и гармония, и обуздание, и упражнение. Весь комплект по цене одного предмета. Есть люди, которые считают йогу еще одним модным велнес-направлением, вроде пилатеса. Это примерно то же самое, что считать микроскоп специализированным учебным оборудованием для кабинетов биологии.