Тему для последнего наставник мне предложил зубодробительную: «Энергетические поля и их влияние при калибровке частотных настроек сверхточных телепортационных артефактов». Она бы куда больше подошла для диссертации архимага, но… Если я хотела доказать, что достойна звания артефактора, мне нужно было быть на голову выше остальных выпускников, так что я согласилась. А после упорно копала теоретический материал до черных кругов перед глазами, люто завидуя некромантам. Они-то заступом отмахали – и все. А я рылась в фолиантах, порой написанных на исходном, а то и вовсе иностранном языке.

Как только закончила с теорией, началась практика – и снова до утра я пропадала, только уже не в читальном зале, а в мастерской, вытачивая детали для дипломной работы. Спустя полгода упорного труда у нас с профессором получился рабочий прототип. Да такой, что на защите им заинтересовался представитель главной имперской артефакторской мастерской. Да настолько, что мне предложили стажировку в оной. Так я и попала сюда.

Здесь отчасти было проще, чем в Академии. Меня воспринимали уже куда серьезнее, несмотря на юбку и все, что к ней прилагалось. Но и задачи ставили куда сложнее. А еще, поскольку я была девушкой, так и норовили спихнуть канцелярскую работу. Хотя для этого была отдельная дама, секрецербер при кабинете ведущего мастера нашего отдела.

Конечно, я отбрыкивалась от составления служебных записок на весь цех, как могла, но почему-то письменная телепортационная шкатулка все равно укоренилась именно на моем столе. Сейчас она вновь неярко вспыхнула, сообщая, что в ее недрах лежит очередное послание по работе, а вместе с ним и головная боль. Потому как распоряжения начальства сулили в основном именно ее.

Так что я печально вздохнула, дожевала булочку, допила кофе и со вздохом, полным трагизма и сожаления, вернулась в этот день: поблагодарила Стефана за вкусный завтрак и открыла ларец. На дне лежала свернутая вдвое записка.

На этот раз послание было адресовано даже мне. Почему даже? Да потому что в шкатулку сыпались письма, приказы, формуляры и прочие бумажные радости, которые таят в своих строках гадости сразу для всех в отделе. Но при этом ларец числился исключительно за мной.

– Чего там? – поинтересовался Стефан, кивнув на бумагу, которую я держала в руках.

– Мастер Ва-Нор вызывает, – печально вздохнула я, тем выразив всю скорбь простого трудового народа, которую желает лицезреть своими очами начальство.

А я, как назло, была еще и при «параде».

– Ну, удачи!.. – пожелал сосед и, суеверно скосив взгляд на ларец, погрустнел, а после вернулся к чертежу. Не иначе как посчитал записку дурным предзнаменованием нагоняя, если не сдаст работу в срок.

Я же, выдохнув, отправилась на ковер к начальству. На оном получила похвалу, хотя лучше бы выговор. Потому как после первой обычно следует в лучшем случае небольшая премия и большая такая работа. Но обычно только работа. Так сказать, тем, кто хорошо трудится, руководство всегда готово усложнить задачу за те же деньги.

Вот и сейчас я, выслушав короткую речь мастера о том, какая Ирэн Ирсен молодец, узнала, что к следующей неделе нужно подготовить не только расчеты, но и прототип конденсатора с усиленной стабилизационной матрицей нестандартной формы для нового проекта. Какого именно? Начальство не сказало. Ибо секрет. И для кого заказ – тоже секрет. Хотя с учетом того, что мастерская была имперской, догадаться, кому потребовался новый артефакт, труда не составляло. Но я предпочитала держать эти умозаключения при себе. Со злостью было тяжелее: та так и рвалась наружу.