Ну, почему, почему она сразу не заткнулась? Почему не продолжила привычную эротическую игру, спрятав собственные мысли подальше, пока этот дерьмец не кончит, глядя на нее, как это обычно с подобными типами и случалось? Почему в данном случае ей изменили и самообладание, и умение резко осадить зарвавшегося клиента, ведь все это всегда так отлично действовало, так ее защищало, казалось ее второй натурой? И Куколка вновь почувствовала, что жизнь ее обманула.

А под конец, когда она уже одевалась, она заметила, как Коуди вытащил из кармана пиджака какую-то маленькую бутылочку, налил себе на ладонь несколько капель дезинфицирующей жидкости и, словно исполняя странный ритуал, тщательно протер руки. И в этот момент Куколка почувствовала себя ничуть не лучше той грязи, которую смывают с рук в раковину.

В баре Ферди вытащил здоровенную бухгалтерскую книгу в красной обложке – никаких блокнотов со сменным блоком он не признавал, – открыл ее, провел пальцем сверху вниз по недлинной колонке цифр и сообщил:

– Семьсот двадцать долларов.

Перевернув книгу, он подтолкнул ее к Куколке и подал ей ручку.

– Неплохо для раннего вечера, детка.

Пока Ферди ходил к кассовому аппарату и доставал из ящика под ним наличные, Куколка проверила запись, убедилась, что все правильно, и вытащила из сумочки от Gucci красивый бумажник из черной кожи Prada Saffiano. В бумажнике было шесть отделений для кредитных карточек, которые оказались пусты, и отделение для чековой книжки, хотя у Куколки не имелось ни счета в банке, ни кредита. Но этот красивый бумажник, как ей казалось, должен был производить впечатление. В отделении для наличных денег у нее уже лежали восемьсот долларов, и теперь она прибавила к ним ту сумму, которую вручил ей Ферди. Но прежде, разумеется, быстренько пересчитала банкноты с помощью большого пальца.

– Да, Ферди, – сказала она. – Теперь и это очень даже неплохо, хотя несколько лет назад всех нас подобная сумма слегка разочаровала бы.

Выйдя на улицу, Куколка почувствовала, как на нее обрушилась липкая жара ночного Сиднея. Несмотря на довольно поздний час, людей на улицах было куда больше, чем обычно. Куколка подошла к краю тротуара и вытянула руку, подзывая такси.

А Ричард Коуди, еще на какое-то время задержавшийся в Chairman’s Lounge, решил, что с него довольно, и направился к выходу. Он кивнул Билли Тонга, стоявшему на подступах к красной ковровой дорожке, и, подняв глаза, увидел, что темноволосая танцовщица с роскошной задницей стоит, теперь уже полностью одетая, на краю проезжей части и пытается поймать такси. Движение на дороге было, пожалуй, оживленней, чем в час пик; улица буквально задыхалась от трафика, а на тротуарах застыла толпа – туристы, семейные пары с детьми, диковато одетые геи и вообще всякой твари по паре. Ричард Коуди смотрел на все это и думал, как бы ему, когда он доберется домой, склонить жену к сексу, поскольку в данный момент сам он был настолько «на взводе», что чуть не лопался.

С соседних улиц доносились полицейские свистки, гремела музыка, причем самые различные мелодии одновременно, и только теперь до Ричарда Коуди дошло: так ведь сегодня Mardi Gras! И по одной из соседних улиц наверняка движется праздничная процессия. Ему стало обидно: в такой день сам бог велел заниматься сексом, так почему же он должен лишать себя этого удовольствия?

И он направился прямиком к танцовщице из клуба. Подойдя к ней со спины почти вплотную, он произнес:

– Ба, да это, кажется, вы, Тиффани!

– Привет, – бросила Куколка, старательно избегая его взгляда и всматриваясь в непрерывную череду машин. Она еще больше выдвинулась на проезжую часть и активней замахала вытянутой рукой, чтобы у этого типа никаких сомнений в ее намерениях уж точно не осталось.