Капитан подошел к двери и прежде, чем выйти, бросил через плечо:
– В комнате для допросов не должно быть ни одного человека, кроме вас. Всю работу вы должны будете выполнять сами, так что, включайте запись.
7.
Слачник уже выпил свой чай, опустошив чайник, и потребовал новый. Видимо, чувствуя приближение своей кончины, решил быть понаглее. Вильту казалось это вполне правомерным.
Во внешнюю камеру допросов они вошли вместе с Лейнцигом, выпроводив остальной персонал. Заведующий дал какие-то распоряжения и запер дверь. Теперь они остались наедине с задержанным. Лейнциг снял пиджак и жилет, обнажив шелковую поверхность дорогой рубашки, в которую впивались до омерзения яркие оранжевые подтяжки. Он уселся за консоль управления камерами и активировал их.
Вильт направился во внутреннюю комнату, где его поджидал (а что ему оставалось делать?) Слачник. Решено было, что капитан проведет допрос, а Лейнциг будет следить за всем через камеры по закрытому каналу. Информация без ведома руководства не должна была уйти дальше их ушей.
– Вы готовы отвечать на вопросы? – Вильт сел напротив задержанного.
Он выглядел уже лучше то ли от чудодейственного чая, то ли от не менее чудодейственного тепла комнаты. В любом случае капитан обрадовался, задержанный не отдаст Богу душу раньше времени.
– Мы же это уже проходили…
– Протокол обязывает, – отрезал Вильт, вытащив листочек. На нем красовалось немногочисленные данные по задержанному, которые он смог выудить без запроса секретных данных о Слачнике – первичное досье.
– Начинайте, – вздохнул тот, видимо, смирившись со своей участью.
Вильт положил листок перед собой так, чтобы его оппонент не смог разглядеть, что в нем написано.
– Ваше имя?
– Гжегож Слачник.
– Дата рождения?
– 1 марта 1998 года.
– Место рождения?
– Краков.
– Родители?
– Отец – Антуан Слачник. Пехотинец. Умер на задании в ранге старшего лейтенанта в 2002. Понятия не имею, в какой стране.
– Вы хотели сказать погиб?
– Нет. Я хотел сказать умер. Он подхватил какую-то заразу и скончался в госпитале. Не слишком геройская смерть для военного, не так ли?
Вильт утвердительно кивнул.
– Мать?
– Светлана Слачник. До замужества Радомски. Стоматолог. Умерла в 2014 году. От рака головного мозга.
– У вас остались родные?
Его лицо недовольно скривилось, словно Вильт перешел в неудобную для него тему.
– В связи с недавними событиями – не думаю.
– Не думаете?
– Краков входил в число двадцати семи городов, которые разбомбили первыми. Не думаю, что мои родные пережили это.
Вильт снова кивнул, хотя этой информации на листке не было. Вопрос был, что называется, от себя. Своеобразная импровизированная проверка на вшивость. Слачник ее прошел.
– Ваше звание?
– Сержант. На Титлине был заместителем начальника наблюдательного пункта.
Вильт отложил листок. Информация, которую он сумел выудить про Слачнкика, закончилась. Теперь нужно было верить ему без проверки, по крайней мере, пока.
– То есть вы имели дело со всеми камерами на станции Титлин?
– Я был наблюдателем, который знал абсолютно обо всем, что творилось на станции, за исключением небольших нюансов.
Вильт тяжело вздохнул и посмотрел в зеркало туда, где должен был быть Лейнциг. Заведующий, наверняка, был чрезвычайно возбужден. Галстук на шее был ослаблен, а верхняя пуговица расстегнута. Вильт так себе и представлял.
– Нам нужно знать вашу версию событий на станции Титлин.
Слачник улыбнулся.
– Мою версию? Конкретно для вас, капитан, это будет единственная версия, которую вы услышите. Ведь все что вам известно – это то, что Титлин – точка отсчета. Ну, еще вам известны последствия, и, может, несколько имен. Все остальное отпечаталось в головах выживших на станции Титлин. Их, кстати, не так уж и много осталось. Политика истребления, знаете ли.