Большинство внутреннего «мяса» было вшито в мягкую подкорку, чтобы не создавать дискомфорт владельцу, но сами датчики должны были примыкать к телу. Они растекались бесконечной сетью по всему костюму, будто нервная система. По сути, они ею и были.

– Так и есть. Они реагируют на малейшее движение человека внутри и костюм его молниеносно выполняет.

– Задержка большая17?

– А ты со своим отцом времени зря не теряешь, – усмехнулся Корвин. – 0,01 секунды.

– Ничего себе!

– Приятно слышать.

– А пальцы?

– С ними было сложнее всего. Самые маленькие детали и одни из самых больших нагрузок. И тактильные датчики! Ох, мы с ними намаялись. Их нужно было минимизировать и защитить от внешних воздействий. Это удалось – костюм противоударный, водоотталкивающий, не горит в огне, не подвержен распаду при воздействии со многими химикатами и радиацией.

– С ума сойти, – восхитился мальчик. – Только вот…

– Что только вот?

Питер оглядел костюм со всех сторон.

– Цвет не очень, – сказал он, ощупывая светло серую блестящую поверхность костюма. – Как будто его ободрали в каких-то военных действиях. Не хватает только ржавчины.

– Ну, уж извини, – Корвин развел руками. – Времени на покраску не было.

Мальчик кивнул и продолжил:

– Но сейчас-то есть.

– Да, но краска…

– Алекс, – перебил его Питер. – Неужели ты думаешь, что мы не найдем на одной из самых современных станций в мире немного краски?

Через пятнадцать минут они, вооружившись баллончиками из личных запасов профессора Кастора, красили экзоскелет. Они водили аэрозолем сверху-вниз и слева-направо, примерив амплуа маляров-дизайнеров, пока костюм не принял свой боевой раскрас. Наполовину черный, как вороново крыло, наполовину темно-синий, как вечернее северное небо.

– Так-то лучше, – сказал Питер, отойдя чуть назад, чтобы оценить работу со стороны. – Жалко не было ярких красок…

– Это же не Феррари…

– Да, – мальчик устало зевнул. – Феррари далеко до него…

– Да уж, – подтвердил Корвин.

Он вдруг почувствовал усыпляющую усталость. Наконец-то, сон решил взять свое, и Корвин был этому несказанно рад.

36.

Уэлен Хартли спал, словно подкошенный, поперек своей кровати. Он слишком устал за прошедший день, чтобы беспричинно бодрствовать.

Дверь

37.

– Он меня уже достал! – Корвин быстро перебирал по ступенькам, поднимаясь на крышу станции.

Верчеенко следовал за ним, но так быстро, как это удавалось его компаньону, у него не получалось. Он безнадежно отставал. Физическая форма, в которой он себя старался держать, серьезно уступала форме Корвина.

– Саша, да успокойся ты! – пытался вразумить его Верчеенко. – Он просто такой тяжелый человек…

– Я уже восемь месяцев терплю его издевки, подколки, шуточки, истерики и крики, Олег. И знаешь что? – он остановился и развернулся к Верчеенко так, что они оказались лицом к лицу. – С меня хватит. Ищи кого-нибудь другого.

Последние слова были произнесены без яростного запала или возбуждения. Они были обдуманными, твердыми и травмирующее спокойными. Верчеенко понимал, что Корвин уже все решил. Теперь в нем говорили не только раздражение, ярость и обида, но и холодный расчет, а с ним и логикой спорить уже было сложнее.

– Саш, ты не можешь уйти, – как можно спокойнее, ответил он. – Контракт. По нему мы приписаны к Мастерсону и будем работать с ним, пока проект не подойдет к концу. Так что не стоит разбрасываться ничем не подкрепленными угрозами, которым не суждено сбыться.

Корвин улыбнулся: Верчеенко был умен, но не всегда умел смотреть дальше своего носа, как, например, сейчас. Уверенность в том, что он все просчитал и продумал, его часто подводила.