С таким же нравственным негодованием встретил замечательную книгу Штейна и другой виднейший представитель немецкого истинного социализма– Карл Грюн. «Для Штейна, – писал Грюн, – пролетариат, видите ли, представляет особый класс общества! Вот как! Орудие истории смешивается с идеей истории… Пролетариат, как выражение материальной нужды, как выражение ненормального положения низших классов народа, как выражение несоответствия между потребностями и средствами к их удовлетворению, этот вопрос голода должен служить мотивом, истинным историческим мотивом социализма?! Нет, голод есть лишь орудие, которым теперь пользуется человеческое развитие, как в 1789 г. таким орудием служило бесправие обширнейшей и лучшей части народа».

Мы привели слова Гесса и Грюна, самых видных представителей «немецкого истинного социализма» для того, чтобы охарактеризовать сущность того утопического социалистического учения, которое до второй половины сороковых годов господствовало среди немецкой интеллигенции. Сущность этого социализма заключалась в том, что немецкие интеллигенты отсталость социального развития Германии принимали за ее особенность.

Гуманистическая философия Фейербаха служила как бы величественным апофеозом учения «истинных» социалистов. И «истинные» социалисты относились к учению Фейербаха с безграничным увлечением, будучи твердо убеждены, что в философии Фейербаха уже заключаются все данные, необходимые для разрешения социального вопроса. Уже знакомый нам главный представитель «истинного» социализма, Карл Грюн, говорил о Фейербахе: «Назвать Фейербаха – значит назвать всю работу философии, начиная от Бэкона Веруламского и кончая нашими днями; это значит сказать, чего в конце концов хочет философия, это значит увидеть в человеке конечный результат мировой истории. Этим путем мы надежнее– потому что основательнее– сумеем разрешить все вопросы, чем в том случае, если станем толковать о заработной плате, о конкуренции, о недостатках конституции».

Когда Карл Маркс закончил в Париже выработку своего миросозерцания, приступил к критике немецкого социального утопизма во всех его видах и проявлениях, то, конечно, он должен был подвергнуть– и действительно подвергнул решительной критике и учение истинных социалистов. Но в каком отношении стоял к этому истинному социализму Маркс в первые годы своей литературной деятельности? Этот вопрос является спорным, и разные биографы Маркса дают на него противоположные ответы. Как мы покажем ниже, Маркс никогда не разделял учения истинных социалистов во всей его полноте и никогда не был его безусловным сторонником, но не подлежит никакому сомнению, что было время, когда Маркс разделял многие из основных идей «истинного социализма». Мы не говорим уже о том, что у Маркса был общий с «истинными» социалистами философский источник– гуманистическая философия Фейербаха и что, подобно «истинным» социалистам, Маркс в начальный период своей литературной деятельности «выводил» решение социальных вопросов из философии Фейербаха. Но и, помимо этого, Маркс некогда разделял иные из основоположений «истинного социализма».

Вчитайтесь внимательно в статью К. Маркса «К критика гегелевской философии права», напечатанную в 1844 г. в «Немецко-французских ежегодниках», и вы на каждой странице натолкнетесь на внутреннюю борьбу между впервые провозглашаемым социальным реализмом и умирающим утопизмом.

«Даже и исторически, – говорит в этой статье Карл Маркс, – теоретическая эмансипация имеет специфически практическое значение для Германии. Революционное прошлое Германии носит теоретический характер: оно заключается в реформации. Как тогда революция началась с головы монаха, так теперь она начинается в мозгу философа». Одной из основных идей «истинного социализма» было утверждение, что в Германии невозможна частичная политическая революция, что в ней сразу произойдет глубокий социальный переворот, который положит основание «гуманистическому» строю. В статье Маркса мы находим ясный отзвук этой идеи истинных социалистов. «Не радикальная революция является утопическою мечтою для Германии, – говорит, например, Маркс по отношению к тогдашней Германии, – не общечеловеческая эмансипация, а, наоборот, утопической является мечта о частичной, политической революции, революции, которая бы оставила в целости устои здания… В Германии ни один класс не обладает достаточною последовательностью, резкостью, мужеством, беспощадностью для того, чтобы сделаться отрицательным представителем общества: ему недостает для этого той душевной широты, которая хотя бы на минуту заставила его отождествить себя со всем народом. Взаимоотношения различных сфер немецкого общества носят поэтому не драматический, а эпический характер».