В то время, когда была в Кёльне основана «Рейнская газета» (в январе 1842 г.), Маркс с Бауером жили в Бонне, куда ему была послана просьба о сотрудничестве, и он принял это приглашение с радостью.

Программа «Рейнской газеты» сводилась к требованию введения всеобщего избирательного права, свободы печати, совести и т. д., словом, к обычным конституционно-демократическим требованиям. В социальной области «Рейнская газета» выдвигала требование прогрессивного подоходного налога – отмены налога на предметы первой необходимости и т. д. Наконец, газета требовала роспуска постоянного войска.

Маркс принял самое деятельное сотрудничество в «Рейнской газете». Его первые же статьи (о прениях рейнского ландтага по поводу свободы печати) обратили на него внимание и выдвинули его в первые ряды тогдашних немецких публицистов. «Ваши статьи о свободе печати, – писал ему Юнг, – необыкновенно хороши». «Никогда еще не было написано ничего более глубокого и не может быть написано ничего более глубокого о свободе печати, писал Арнольд Руге по поводу этих первых статей Маркса в «Рейнской газете»

Не удивительно, что Маркс быстро занял первое место среди блестящего состава сотрудников новой газеты, и с осени 1842 года он был приглашен редактировать «Рейнскую газету».

Статьи Маркса в «Рейнской газете», обнаруживая в авторе блестящего и глубокого публициста, показывают, однако, что Маркс в то время еще совсем не был марксистом и его мысль еще всецело находилась под влиянием чар гегелевской философии. Это сказалось прежде всего в манере изложения, характере аргументации, всем ходе мышления. На каждом шагу в этих публицистических статьях мы наталкиваемся на чисто гегелевское «развертывание» понятий.

Перегонкой живых общественных явлений в бесплотные абстракции и категории страдают в значительной степени первые статьи Карла Маркса.

Например, в статье по поводу прений ландтага о праве крестьян на сбор хвороста в лесах– вопросе, очень волновавшем всю рейнскую провинцию, – Маркс, между прочим, пишет, защищая крестьян: «Разум, таким образом, путем применения существующих категорий абстрактного частного права, вскрывает переходный колеблющийся характер форм собственности. А законодательствующий разум чувствует себя тем более вправе отменить обязательства этой колеблющейся собственности по отношению к бедному классу… но при этом он забывает, что перед нами здесь, даже с чисто частноправовой точки зрения, двойственное частное право– частное право владения и частное право невладения и что, далее, законодательство не уничтожает государственно-правовых привилегий собственности, а только лишает их авантюристского характера и придает им буржуазный характер» и т. д. Наконец, переходя к доказательству права крестьян на сбор хвороста в лесу, Маркс пишет: «Хворост так же мало органически связан с живым деревом, как сброшенная кожа со змеи. Сама природа здесь представляет контраст между бедностью и богатством в виде контраста между сухими, отделенными от органической жизни, согнутыми ветками и сучьями, с одной стороны, и крепкими, сочными, органически перерабатывающими в свою сущность воздух, свет, воду и землю деревьями и стволами – с другой стороны. Мы имеем здесь перед собою физическое представление о бедности и богатстве. Человеческая бедность чувствует свое родство с этой физическою бедностью и из этого чувства родства выводит свое право собственности, и если поэтому физически органическое богатство она виндицирует[5] собственнику, то физическую бедность она виндицирует своей потребности и всем ее случайностям».