Как потом стало известно, после приземления дирижабля LZ 4 на поле Эхтердингена водитель доставил графа к ближайшему телефону – необходимо было дать указания по дальнейшему маршруту дирижабля после его полета, прерванного неполадкой мотора. Теперь, после десяти лет недоверия и насмешек, конструктор дирижаблей надеялся выдавить из рейхстага два с половиной миллиона марок, поскольку его LZ 4 выполнит поставленное условие – продержаться в воздухе не менее 24 часов. Деньги Цеппелину были очень нужны, поскольку на реализацию своих проектов управляемых воздушных кораблей он уже истратил все свое состояние.

Эрнст в каком-то оцепенении смотрел на трясущиеся руки графа Цеппелина, и ему до слез было жалко этого старого технического гения. Такие же чувства испытывали и многие зрители. Вокруг автомобиля Цеппелина образовалась толпа, самые смелые кричали ему: «Мужайся! Мужайся!..» Один рабочий бросил в автомобиль к ногам Цеппелина свое портмоне с деньгами, его примеру последовали другие. Послышались призывы: «Давайте соберем много денег, чтобы граф Цеппелин построил новый дирижабль!»

В переполненном вагоне поезда, куда Эрнст проник через окно, он стоял, прижатый к стенке, и был счастлив, что возвращается в Штутгарт. Вокруг все обсуждали детали катастрофы дирижабля и спорили о количестве денег, которые надо собрать для постройки нового. Его мысли всецело занимали версии причины этого страшного события. Конечно, он понимал, что горел водород, которым был заполнен корпус и благодаря которому дирижабли и аэростаты поднимались в воздух. Он знал, что матерчатую обшивку гигантского корпуса сделать полностью герметичной очень трудно – утечки водорода были вероятны. И тут он явственно вспомнил, что, когда огромный корпус несло ветром, его хвост подошел вплотную к деревьям. Ведь если матерчатая обшивка коснулась их, то она могла легко разорваться… Но что же подожгло водород? Ответа он не находил из-за множества возможных источников огня, начиная от горящей сигареты близко стоящего зрителя и кончая электрическим разрядом между наэлектризованным корпусом дирижабля и деревьями.

Студент инженерного вуза Эрнст Хейнкель уже чувствовал, что сама идея летательного аппарата, наполненного горючим газом, несла в себе огромную опасность. Но были уже и другие летательные аппараты, которые использовали подъемную силу движущихся в воздухе крыльев. Он, как и все юные и пытливые будущие инженеры, знал из газет и технических журналов истинное состояние развития этих рукотворных летающих машин. Только пять лет прошло, как взлетела первая в мире такая машина – братьев Вильбура и Орвилла Райт. А уже в этом году в январе самолет Вуазена под управлением пилота Анри Фармана завоевал Гран-при в сумме 50 тысяч франков за облет круга в один километр. В мае второй биплан американцев Белла, Кертисса и Болдуина «White Wing» взлетел под Нью-Йорком и три дня спустя на соревнованиях Кертисс пролетел на нем более 300 метров. В июле Глен Кертисс пролетел один километр на своем биплане «Июньский жук» и завоевал Scientific American Trophy. Он был известным американским мотоциклистом и на шестицилиндровом мотоцикле установил неофициальный мировой рекорд скорости – 217 км/ч. Его мотоциклетные двигатели были идеальными для легких самолетов. «Июньский жук» он спроектировал сам. Братья Райт уже вовсю торговали своими самолетами, готовили серийный образец для армии и отправили другой свой самолет в Европу для рекламных полетов во Франции. Самолетостроение делало первые, но уверенные шаги.

Поезд мчался к Штутгарту. Под впечатлением увиденной катастрофы неожиданно для себя Эрнст вдруг пришел к твердому умозаключению, изменившему всю его жизнь. Да, будущее принадлежит не дирижаблям, а летательным аппаратам тяжелее воздуха – самолетам. И в нем проснулось страстное желание посвятить себя их созданию, стать главным конструктором будущих самых совершенных летающих машин.