Вот так текли мысли старого уличного фонаря, что светил нынешним вечером в последний раз. Часовой, отстоявший вахту, хотя бы знает своего сменщика и может перекинуться с ним словечком-другим, фонарь же своего не знал, а ведь вполне мог бы порассказать про дождь и слякоть, про то, докуда на тротуаре достигает лунный свет и с какой стороны дует ветер.

На краю сточной канавы собрались меж тем трое претендентов, готовых принять у фонаря полномочия, они ведь думали, он сам выберет себе преемника. Во-первых, это была селедочная голова, она светится в темноте, вот и решила, что, если водворится на столбе, будет способствовать большой экономии ворвани. Во-вторых, гнилушка, которая тоже светится, причем поярче какой-нибудь там селедки, так она сама говорила, а к тому же она – последний кусочек дерева, слывшего некогда красою и гордостью леса. В-третьих, светлячок – откуда он взялся, фонарь понятия не имел, – но так или иначе светлячок был здесь и светился. Правда, гнилушка и селедочная голова клялись, что светится он только временами и оттого принимать его в расчет никак нельзя.

Старый фонарь сказал им, что света у них маловато и на его место они не годятся, но они не поверили, а когда услыхали, что фонарь не вправе распоряжаться своей должностью, объявили, что это весьма отрадно, ведь на старости лет он и выбрать-то правильно не сумеет.

Тут из-за угла налетел ветер, ворвался под крышку старого фонаря и зашумел:

– Что я слышу? Неужто завтра тебя уже здесь не будет и нынче мы видимся в последний раз? Коли так, получай подарок! Сейчас я хорошенько проветрю тебе мозги, и ты будешь ясно и четко помнить все, что видел и слышал, мало того, еще и сумеешь, как наяву, представить себе все, о чем в твоем присутствии расскажут или прочтут, – вот какую ясность мыслей я тебе подарю!

– О, это замечательно щедрый подарок! – воскликнул старый уличный фонарь. – Большое спасибо. Лишь бы меня не переплавили!

– Пока до этого дело не дошло, – отозвался ветер. – Ну а теперь я продую тебе память! Коли получишь еще подарки вроде моего, старость у тебя будет вполне приятная!

– Лишь бы меня не переплавили! – вздохнул фонарь. – Или ты и тогда сумеешь уберечь мою память?

– Ну-ну, старина, не теряй присутствия духа! – сказал ветер и принялся дуть.

В этот миг выглянул месяц, и ветер спросил у него:

– А ты что подаришь?

– Ничего! Я на убыли, да и фонари мне никогда не светили, наоборот, я светил за них. – С этими словами месяц опять скрылся в тучах, не желая докучливых разговоров.

Тут на крышку фонаря упала капля – росинка, что ли? Но капля сказала, что послана тучами как подарок, может статься, самый лучший.

– Я проникну в твое нутро и наделю тебя особой способностью: в любое время, когда пожелаешь, ты сможешь обернуться ржавчиной и рассыпаться в прах.

Фонарю, однако, подарок не понравился, и ветру тоже.

– А получше ничего не нашлось? – во всю мочь засвистел ветер, и вдруг, оставляя за собою длинный сверкающий след, с неба скатилась падучая звездочка.

– Что это было?! – воскликнула селедочная голова. – Никак звездочка упала? И по-моему, угодила прямиком в фонарь. Да уж, раз на эту должность метят столь высокопоставленные особы, нам пора восвояси! – И она ушла вместе с остальными.

А старый фонарь вспыхнул на диво ярко и знай твердил:

– Ах, право слово, чудесный подарок! Ясные звезды всегда были мне отрадой и светили так чудесно, как сам я никогда светить не мог, хоть и старался, не жалея сил, – ясные звезды обратили взоры ко мне, бедному старому фонарю, и прислали свою падучую подружку с подарком, да каким! Отныне всем, что я помню и вижу по-настоящему отчетливо, смогут полюбоваться и те, кого я люблю! Вот подлинная отрада, ведь если нельзя поделиться с другими, удовольствие выходит куцее, половинное!