«Ну что ж, – отозвался Сталин, – тогда желаю успехов».

Ещё через несколько дней Берия, Курчатов, Харитон были на полигоне в Семипалатинске. На 30-метровой вышке находилась бомба, которая должна была либо взорваться, доказав всем-всем-всем торжество советской науки и техники, либо сделать «пшик» и тогда… У товарища Берии уже были готовы приговоры на всех – на тот случай, если испытания постигнет неудача. Впрочем, самый главный приговор – на самого Берию – тоже уже лежал где-то в Кремле.

Опять же, по воспоминаниям. Тогда ночью все сидели в бункере. Слушали доклады о последних приготовлениях к испытаниям. Напряжение всё нарастало и нарастало. И тогда все, словно сговорившись заранее, решили – в нарушение всех инструкций – чуточку приоткрыть дверь бункера, оставив малюсенькую щелочку. Тогда можно будет сразу понять, взорвалась бомба или нет. Ударная волна придёт через несколько секунд. Дверь успеют закрыть. И вот начался обратный отсчёт. Последние десять секунд от четырёх лет. Десять, девять, восемь… Наконец, последняя секунда, последняя команда. И мгновенно ярчайшая вспышка озарила чрево бункера. Юлий Харитон сорвался со своего места и бросился закрывать дверь. По пути его перехватил Берия и начал обнимать и целовать. Харитон трепыхался, пытаясь вырваться. Кстати, потом в окружении Харитона ходила мерзкая шутка (это после того, как стали известны и обросли слухами истории о развратных похождениях Берии). Харитону, мол, руки пожимать нельзя, ибо Берия заразил его дурной болезнью, заработанной от многочисленных женщин. Через несколько секунд Харитону удалось освободиться от объятий извращенца. Он бросился к двери. Впрочем, там было кому закрыть дверь и без помощи хлипкого Юлика Харитона. А еще секунду спустя, с рёвом сотрясая закрытые двери бункера, пронеслась ударная волна.

Бомба РДС-1 сработала 29 августа 1949 года в 7 часов утра. А дальше что? Дальше уже неинтересно. Два года спустя взорвали вторую бомбу, РДС-2. Но это было уже не так драматично. Даже позволили себе некоторый экспромт – слегка поменяли американскую конструкцию. Бомба оказалась вдвое удачней американской: рванула с силой 40 тысяч тонн тротила.

А потом. Тихонько. Это самое уникальное место, Арзамас-16, полное страстей, событий, разочарований и находок, превратилось в обыкновенное советское предприятие с профкомами, месткомами, партсобраниями, социалистическими обязательствами. Отличалось от обыкновенной колбасной фабрики лишь продукцией: здесь производили смерть.

Каждому из участников этой уникальной гонки досталась своя судьба. Кому-то – счастливая, кому-то – несчастная.

Роберт Оппенгеймер так и не смог определиться. Так и не смог найти своё место в жизни. Он так и продолжил метаться между своими и чужими, так и не поняв, кто же он. Занимался научной работой и общественной жизнью. Работал над теорией атомного ядра и устройством материи. Одновременно читал лекции по философии и ответственности человека перед обществом. Кто-то его уважал, кто-то любил, кто-то ненавидел. В последние годы своей жизни он купил маленький домик на острове святого Джона на Багамах, где проводил много времени, путешествуя на парусной лодке. В 63 года у него был диагностирован рак горла. Скончался 18 февраля 1967 года в Принстоне. Его первая любовь Джина Татлок покончила жизнь самоубийством в 1944 году, ещё во время работы Роберта над атомным проектом. Жена Китти умерла несколько лет спустя после смерти Роберта. Дочь, не найдя себя, покончила жизнь самоубийством. Сын исчез. Будто бы растворился где-то в людской массе. Возможно, прожил жизнь на семейном ранчо в Нью-Мексико, неподалеку от места, где создавалась атомная бомба.