– Какая вы неугомонная, – мужчина тяжело вздыхает, – все вопросы после операции. Девушка, вы не даёте мне прохода, покиньте палату.

– Умоляю, доктор, – не прекращает она.

Да что ж такое? Она начинает действовать мне на нервы. Бывает, что не знаешь человека, но так и хочется всыпать ему по первое число. У меня есть принцип – я не бью девушек, женщин, всех особей этого странного пола. Однако, я с удовольствием нарушил бы его, если из-за неё останусь таким. Как жаль, что я буду хотеть этого, но не смогу.

– За дверь, – чуть не кричит врач.

На показ девушка хлопает дверью, а я – мысленно в ладоши. В комнату заходят еще несколько человек, я слышу их голоса, но стараюсь абстрагироваться. Не хочу услышать неприятное, не утешающее, ранящее. Мы передвигаемся. И скорее всего, меня направляют в операционную.

Под наркозом я был только раз в своей жизни. После я долго не мог прийти в себя, видел летающих надо мной ангелов, красивый цветущий сад, а в этом саду людей в белой одежде. Я как будто побывал в раю. Прошло почти пять лет, но я до сих пор всё помню, как будто это было вчера.

Я смотрел по сторонам, пытаясь осознать, где я. Как вдруг, откуда не возьмись, появилась мама. Следом за ней шел отец. И они направились ко мне, улыбались, словно только что обручились. Она бросилась ко мне в объятия, её ладони были тёплыми и нежными. Люди вокруг, лица которых я разглядеть толком не мог, пели какую-то песню, восхваляя мир во всем мире. У каждого была улыбка на лице. И я – не исключение. Очень обрадовался встрече с родителями.

– Нам здесь хорошо, – улыбнулась мама, отстранившись от меня. – Не беспокойся за нас.

– Почему всё такое светлое? – спросил я, не думая.

– Ты сам поймешь, – она коснулась ладонью моей щеки.

Стало так легко на душе. Отец стоял за спиной мамы, этой хрупкой женщины, воспитавшей меня с нужной остротой. Он не сказал и слова в мою сторону, просто смотрел.

Я должен был сказать им столько слов. Я должен был помочь отцу. Я должен был проявлять больше внимания матери. Я должен был отговорить их от этой поездки. Я столько должен был, но не успел.

– Принесла фрукты.

Она снова в моей палате. Я слышал, как она говорила с кем-то по телефону возле двери, прежде чем войти. Она здесь, а значит, ей что-то от меня нужно. Пожалуй, мне лучше воздержаться от ненависти какое-то время, до выяснения намерений моей гости.

Я вспоминаю о гостинцах девушки – здорово, что я сегодня смогу ими полакомиться. Ситуация паршивая, я до сих пор не могу двигаться, речь тоже неподвластна мне. Пытаюсь заговорить, но рот не хочет мне поддаваться. Чувствую себя овощем, гниющим на больничной койке. Хочется верить, что тело не сильно изувечено. Но могу ли я это утверждать, пока сам не увижу?

– Мне удалось напроситься к тебе, – продолжает она. – Врач говорит, ты, возможно, всё слышишь.

Хоть одна приятная новость – они знают, что я мучаюсь и всё это слышу.

– Прости меня. Я объясню всё немного позже, когда ты придешь в сознание.

Я хочу заткнуть себе уши от её «бла-бла-бла». Слышать, как люди фальшивят – не лучший подарок в моем положении. Что она задумала? Попахивает чем-то нечистым. Караулит меня. Кто её нанял? Какую информацию из меня хотят вытянуть?

– Вчера, пока проходила операция, я гуляла по больнице. И знаешь что? Она удивительна. Тут несколько зданий, все они соединены длинными, остекленными сверху галереями, – девушка сделала глоток какого-то напитка. – Но стоит войти в корпус, как впечатление меняется. Все стены выкрашены светло-голубым масляным лаком. Никаких выступов, выключателей: стены абсолютно гладкие до уровня двух с половиной метров. В палатах все скромненько – кровати, тумбы, стульчики, раковины, кое-где есть и вип-атрибуты: диваны, холодильники. Твоя палата, кстати, именно такая. На подоконниках в длинных оранжевых ящиках стоят цветы. Вдоль коридоров гуляют больные в вишневых халатах, шаркая шлепанцами.