Зимой в спальне зацветали декабристы, и, провожая нас, бабушка и дедушка махали нам из окна. Эта семейная традиция передалась и моей маме, а затем и мне.
Иногда мне показывали медали и ордена – бабушка и дедушка прошли Великую Отечественную войну. День Победы был священным праздником. Обязательно надевали нарядные костюмы, вешали на грудь награды, ходили к Вечному огню и смотрели по телевизору парад на Красной площади. С тех прошло 40 лет – а парад я смотрю каждый год.
А у бабушки и дедушки Кокиных, тоже выходцев из деревни, был совсем иной уклад жизни. И едва я переступала порог их дома, режим и дисциплина ставились на стоп. Кокины были умиротворенные и ни разу не тревожные. У бабушки Ани, по-моему, был негласный девиз: в любой непонятной ситуации ложись спать. И прекрасно ведь засыпала!
«Во сколько завтрак?» – «Да как захотите, тогда и завтрак. Дорогу на кухню знаете. А не будет аппетита – так можно и без завтрака». «До скольких можно не спать?» – «Да хоть всю ночь не спите. Хотите – гуляйте весь день, хотите – рисуйте». Я пишу во множественном числе, потому что ко мне присоединялась двоюродная сестра Оля, на год меня младше.
Однажды мы проснулись, а дома – никого. И завтрака нет. Бабушка появилась ближе к полудню и принесла нам по пирожку с рынка. Ну а мы и без того не дали себе засохнуть. В банке на подоконнике всегда зрел ядреный квас на хлебных корках, а в холодильнике мы нашли банку соуса «Краснодарский», им и намазали по куску хлеба. Дед Сахаров, наверно, дар речи бы потерял, увидев, что ест его внучка. Ведь на завтрак ребенку полагалась молочная каша, булка с маслом и сладкий чай.
У Кокиных я могла делать, что хотела. Могла, поддавшись влиянию Оли, намазаться бабушкиным тональным кремом «Балет» оттенка «персик», накрасить губы помадой и подвязать трусы сбоку ленточками – на манер западных звезд. Но чаще все же рисовала, писала письма и лазила по книжному шкафу. Там были интересные книги – например, про современный зарубежный кинематограф. И я читала про неведомых мне Робера Оссейна, Анну Маньяни и молодую звезду тех лет – Стефанию Сандрелли. Она там позировала в платье с узким декольте до талии – это было как-то очень смело, но элегантно. А еще в те годы я прочитала про страшную болезнь – ностальгию, которая настигает каждого, кто покидает родину. Зачем ее кто-то покидает и обрекает себя на неминуемые страдания, я не понимала. Я вообще считала, что такое случается крайне редко. Возможно, в те годы так оно и было.
Вот так во мне и слились противоположные, казалось бы, черты: любовь к дисциплине и «вольнице», серьезность и веселость, умение работать и умение отдыхать.
Вот почему я и экстраверт, и интроверт. И стрекоза, и муравей. Были бы одни Сахаровы – я бы, возможно, выросла менее гибкой. Были бы одни Кокины – я бы, наверно, была более стрекозой, чем сейчас.
Это не значит, что сегодня я одна, а завтра – другая. Все эти черты не представлены во мне полюсами, между которыми идет вечная борьба, а расстилаются спектром от «антарктиды» до «антарктики». Таким образом, ни одна черта не противоречит другой. Я чувствую себя «широкой» (богато укомплектованной) и целостной.
А теперь запишите характерные качества каждого родителя, бабушки и дедушки. Можно и других людей, значимых в детстве. Затем выделите зеленым цветом те свойства, которые вам нравятся и которыми вы гордитесь, и красным те, от которых вы предпочли бы избавиться. Если остались черты, с оценкой которых вы затруднились, подумайте, какие положительные стороны вы можете в них выделить.