Перевожу взгляд на большой постер над кроватью и вглядываюсь в очень знакомое и невероятно красивое лицо Феликса. Подумать только, а ведь ради этого мужчины я учила французский и испанский, оттачивала походку и жесты, репетировала проникновенный взгляд и очаровательную улыбку… и свой особенный поцелуй я тоже берегла именно для него! Я столько лет представляла, как это будет… продумала всё до мелочей, даже диалог.

Как же это глупо и смешно. И самонадеянно. Да и, пожалуй, стоит признаться, что оценки моего таланта прославленным мастером Феликсом Сантана я жаждала куда больше, чем его самого.

И ведь почти всё сбылось!..

И сейчас, когда я уже на полпути к успеху, в мою жизнь ворвался этот Геныч. Как медведь! Как бронепоезд без тормозов! Как варвар, он взломал мою зону комфорта, смешал мои планы, разбудил во мне целый вулкан и… обезоружил.

Громкий и мощный!.. Грубый и нежный… наглый и застенчивый… совершенно мне непонятный, пугающий и чужой, он неожиданно стал настолько желанным и близким. Непозволительно и так не вовремя.

А он будто понял это… и исчез, оставив меня с чувством вины, таким неприятным и болезненно щемящим. Но ещё мучительнее оказалось другое чувство, которому я не знаю названия, да и не хочу этого знать.

Мне нравилось думать, что к Феликсу у меня любовь. Такая, какой она и должна быть – светлая, радостная, дарящая силы и заставляющая меня творить и парить. Но то, что я ощущаю сейчас, даже не близко – это настолько пронзительно остро и выматывающе, что не даёт мне спать, сжирает мои силы и разум и заставляет меня снова и снова слушать нашу песню, смаргивая слёзы… и вспоминать горько-сладкий вкус нашего поцелуя.

– А неприличные сексуальные позы бывают, Стеш, – тихо произнесла Алекс, разрушив тоскливую тишину. – И, знаешь, какая самая неприличная? Это когда ты снизу, а над тобой… вообще никого.

– М-м… ну, это п-прям как у меня.

– Ой, замолчи, ради бога, – хохотнула Алекс и резко активизировалась: – Так, ты платье примерять собираешься? Пока мы его совсем не истрепали. – И тут же ехидненько добавила: – Или ты без меня разберёшься?

– Пожалуй, доверюсь твоему вкусу, – примирительно озвучила я, вскочив на ноги и подхватив своё многострадальное платье. – Саш, оно п-правда классное, но…

– После «но» всегда говно, а платье у тебя – бомба! – безапелляционно припечатала Алекс и скомандовала: – Так что не выпендривайся, и примеряй давай, пока я ещё здесь. А я заценю.

– Мне кажется, в нём будет п-прохладно.

– А мне кажется, что ты сейчас фигнёй страдаешь. Ты же в нём не на главную городскую ёлку собралась, а в доме у Сомовых наверняка уже начался отопительный сезон.

А спустя полчаса нервный таксист, уже дважды позвонив и напомнив Сашке, что пора выходить, начал сигналить у ворот.

– Что за козёл! – Алекс, наконец, разлепила свои объятия, в сорок пятый раз проверила перед зеркалом макияж и причёску и, подхватив сумочку, направилась к выходу.

Ну как направилась…

– Стеш, учти, я буду звонить тебе каждый час. И Наташке твоей позвоню. И Стасу! Такси за тобой приедет в десять… помнишь? Сразу сфоткай его номер и вышли мне. И таксиста тоже щёлкни на всякий случай. Слушай, если машина вдруг задержится, не вздумай ехать на своей. Ни в коем случае! Стеш, и шампанского много не пей, ладно? – и уже распахнув входную дверь: – Ой, а мой тортик?!

Закатив глаза (она, наверное, никогда не уедет!), я помчалась в кухню за тортом. Вчера я испекла их аж три штуки. Один для Сашки, второй возьму с собой, а третий останется дома – вдруг гости?

Вручив сестре свой шедевр, я предостерегла: