Мы с Райзой играли двух девушек, влюблённых в одного мужчину, только героиня Райзы — счастливица, выходила за него замуж по договорённости, а моя героиня, и её подруга по роли, вынуждена была молча по нему вздыхать (герой отвечал взаимностью, но тоже издалека). Как ни странно, сюжет был не драматическим, а комедийным — в отличие от аналогичных спектаклей в Императорском театре, — и заканчивалось всё не чьей-нибудь смертью, а всеобщим счастьем. Маэстро считал, что публика в театре должна отдыхать и смеяться, а не грузиться и плакать, поэтому среди наших постановок слезливая драма была только одна. Как говорил Родерик, «для разнообразия и любителей поплакать».

К концу действа я почти полностью выкинула из головы мужчину в первом ряду — несмотря на то, что тот таращился на меня весь спектакль, — и никак не ожидала, что, когда наконец уединюсь в гримёрной и начну смывать с себя краску, дверь распахнётся и на пороге окажется именно этот человек.

.

Появление мужчины из зала в моей гримёрной было удивительным вдвойне ещё и потому, что подобное было под запретом. Наставник не запрещал посылать актёрам цветы, но в гримёрные никто не мог пройти даже за очень большие деньги. У нас была охрана, проинструктированная по этому поводу, был постоянный наблюдатель из дознавательского комитета, нанятый Родериком специально во избежание любых возможных проблем, поэтому увидеть в своей гримёрной зрителя я никак не ожидала. И от удивления даже уронила на пол губку, которой смывала в этот момент грим со лба. Мужчина тут же сделал несколько шагов вперёд, отходя от двери, наклонился, поднял губку и протянул её мне, проговорив:

— Прошу прощения за подобный визит, Айрин. Но я решил, что так будет проще, чем пытаться поговорить с вами на улице. Тем более что в подобном случае нас могут услышать.

— А сейчас не могут? — поинтересовалась я, разглядывая своего неурочного посетителя. Я его отчего-то совсем не боялась. Может, потому что я в принципе давно разучилась бояться мужчин, зная, что от них в любой момент можно ожидать агрессии и оплеухи — независимо от того, боишься или нет, — а может, просто во мне говорила интуиция. Мне казалось, что этот человек для меня неопасен.

— Сейчас — нет. Я заблокировал эту возможность, — невозмутимо ответил визитёр, без разрешения усаживаясь на второй стул. Даже, можно сказать, бесцеремонно — я ведь не приглашала его ни к себе в гримёрную, ни садиться. Но он явно считал, что имеет право — и вламываться ко мне, и называть просто по имени, и брать мой стул без разрешения. Значит, на это у него есть веские основания.

— Всё-таки вы маг, — протянула я, откладывая в сторону губку. Смывать грим при посторонних у меня никогда не получалось. Хотя было неуютно — лоб-то я уже обработала. Представляю, как забавно я сейчас выглядела с разным цветом кожи. — А ощущаетесь обычным человеком.

— Вы умеете видеть энергетический контур? — поинтересовался визитёр. Судя по лицу, ему и правда было любопытно.

— То, что я «пустышка», не делает меня слепой, — кратко ответила я, и мужчина кивнул, больше ничего не уточнив.

Энергетический контур бывает только у магов. Он похож на тонкую паутину, которая обвивает тело и по которой струится магическая энергия. Так выглядит обычная магия, не родовая. Родовую же увидеть нельзя, однако можно почувствовать — это умеют все аристократы. «Пустышки» вроде меня способны чувствовать кровную магию, но не должны видеть энергетический контур — нечем смотреть, магическое зрение-то отсутствует, — и я его, как и положено, не видела. Просто чувствовала магов. Понятия не имею, как это работает, но тем не менее.