Моложавый симпатичный синьор на «ресепшен» без задержек выдал нам ключи от нашего номера, и мы, промолвив ему, единственно знакомое нам, итальянское слово «грацие» (спасибо), поднялись в свои апартаменты. Прошедший день выдался на славу, но сил не было не только готовить ужин, а даже поглощать его, если бы он был кем-то сделан. Зато утром меня разбудило шкворчание яиц на сковороде. Эдик, который параллельно со стряпнёй яичницы, нарезал в салат свежие овощи, купленные, пока мы досматривали последние сновидения, в гостиничном магазинчике, властно приказал:

– Семён, прежде, чем жадными глазами смотреть на будущий завтрак, выгляни, пожалуйста, в окно.

Ещё находясь в полусонном состоянии, повинуясь словам Эдика, я раскрыл его створки. Тут же в комнату ворвался прохладный свежий воздух, который обволок все наши апартаменты сладковатым запахом хвои, дикорастущих трав и повсеместным чувством ещё неосознанной свободы. Внизу витиеватой змейкой углублялась в лесной массив узкая дорога, по которой мы вчера поднимались, а вверху громоздились горные, покрытые снегом, скалистые вершины итальянских Альп. Сам отель находился, как бы посредине того, что я увидел из окна, на покрытом горными цветами плато, на котором начинались, уходящие в поднебесную даль, линии подъёмников к веренице лыжных трасс.

– Семён, ты, что заснул там у окна, – позвал меня Эдуард, – ещё налюбуешься этими красотами. Давай буди наших девочек к завтраку. И проложи, заодно, на карте наш сегодняшний маршрут.

– Нет, дорогой, – с укоризной глядя на него, откликнулся я, – сегодня штурманом назначаешься ты, а твой, с позволения сказать, покорный слуга будет за рулём нашего экстримного транспортного средства.

– Вот именно, экстримного, в смысле выходящего за рамки обычного, – кивнул в знак согласия Эдуард, наливая приготовленный кофе.

Через какие-то полчаса наш дружный экипаж заполнил салон нашего немецкого авто. Я, вспомнив крутизну и зигзагообразность, похожей на горную тропу, вчерашней дороги, уже пожалел, что так опрометчиво отлучил Эдуарда от руля. Предстоял, совсем небезопасный, многокилометровый извилистый спуск с высоты 1920 метров, на которой находился отель, к отметке, близкой к уровню моря, т.е. к нулевой высоте. При этом, следует добавить, что я никогда не был пилотом на авторалли, не участвовал в многодневных гонках да и стаж вождения на спокойных, вытянутых по прямой линии, шоссе едва превышал четыре года. Но говорят, что дорогу осилит идущий, в нашем случае, катящийся по ней. В этом конкретном случае более подходящим синонимом к слову «катящийся» было бы прилагательное «ползущий». Скорость на спидометре не превышала 30 км/час. Мне казалось, что дорога, по которой мы спускались, изгибалась более, чем под прямым углом, через каждый метр. Моя правая нога почти не отрывалась от тормозной педали. Конечно же, я не признавался своим друзьям, что подобное напряжение при управлении автомобилем испытываю в первый раз в жизни. Когда через полчаса мы выехали на нормальное прямое шоссе, я вместо того, чтобы облегчённо вздохнуть, наоборот, выдохнул, скопившийся внутри меня, стресс. При этом, даже не заметил, что машина, набрав уже максимально дозволенную, 130 км/час, скорость, быстро мчалась на юг Италии. Сидящий возле меня Эдуард полностью абстрагировался от нас, напряжённо вглядываясь в карту и в путеводитель. В какой-то момент он отстранился от этих источников информации и радостно выкрикнул:

– Эврика! Определился! Семён, прошу тебя, остановить машину возле ближайшего итальянского посёлка.

– Ты что, Архимедом притворяешься. Закон что ли новый открыл? – насмешливо проворчала Люба, – а, впрочем, я бы не отказалась от чашечки капучино. В Италии оно в любом месте достойное.