– Чем? Демонами. А она чем вам, ну то есть, нам мешает? Понятно, залезла на чужую территорию, – я, обжигаясь, торопливо глотала кашу. – Сидит в своей уральской Греции, никому не мешает.

– Не мешает, – усмехнулась не по-доброму Синюшка. – Только знаешь, что Стикс не придерживается своих берегов, направление меняет как вздумается. Течёт куда хочет. И когда хочет. Намедни вот ко мне притёк, – зло блеснула синими глазами бабушка. Разъел, водой своей кислотной все колодцы мои. Всё схронки мои испоганил!

– Кислотой? Он, что своей водой может камни разъедать?

– Всё! – Синюшка топнула в бешенстве ногой. – Всё, что угодно! От рыбы в реках одни головешки остаются, а потом в прах рассыпаются.

– Ой, – запоздало опять испугалась я, – а я то, как не сгорела в нём?

– Поэтому и бессмертная стала. Поэтому и справиться только ты с пакостью этой и сможешь.

– Да, – усмехнулась я, – где уж мне. Все мне рассказываете, бессмертная я и надежда на меня только. Я же девка, просто! – в испуге от навалившейся ответственности пискнула я. – Я ж не умею ничего выдающегося.

– Да, – хмыкнула Синюшка. – Все умеют кошками становиться и сквозь стены ходить. В Стиксе купаться и из царства мёртвых, словно с экскурсии возвращаться. Даже нам такой силы не дано, из-за Стикса воротиться. Я уж про Тюшу и Карла Фёдоровича не говорю.

– То есть, – я испугалась до холодного пота, – Карлу Фёдоровичу не вернуться из-за Стикса? Никак? Даже если, Стикс уберётся восвояси? Он так и останется, там, за мостиком.

– Боюсь, и мостика не останется, – она помедлила немного, и тихо закончила. – И Карла Фёдоровича.

Так, в мрачном настроении, я и отправилась дальше. Как меня ни пугала перспектива отправится до Салехарда, но путь шёл именно в ту сторону. Подробностей Синюшка не знала, скрытничал Тюша, но в те края наведывался часто.

– Ничо, ничо, девка, – на прощание Синюшка обняла меня, – справишься. На тебя одна надёжа. Мыш тебя доведёт, – она погладила мышонка по голове. – Он умный, – в карман шубейки, Синюшка сыпнула горсть мелких камушков. – Пригодятся. Зови, ежели, чего.

Я привычно закинула Мыша на шею, и опустилась на лапы. Он вёл меня по пещерам. Всё сейчас в моей жизни просто, я бежала пока были силы. Спала. Иногда мы с Мышом находили стоянки Тюши, где можно было поспать по-человечески и поесть. Путь у Тюши был наработан, и, видимо, часто им посещаем. На Тюшиных стоянках в маленьких пещерах были нары, с тюфяком, и припасы: вяленое мясо, сухари и вода. Никаких разносолов, но, поесть и покормить Мыша вполне достаточно.

Мы ни разу не вышли на поверхность. Пещеры были мало населены. Даже привидений и то было мало. Не то, что в Перми. Всё веселее, послушаешь разговоры, посмотришь на старинные костюмы. Поймёшь, о чём переживали люди, сто, двести и ещё бог знает, сколько лет назад. Почти ничего не изменилось. Что скажет начальство, соседка, или другой уважаемый человек? Где взять денег? Ну и про любовь, конечно, тоже переживали. А здесь – скукота. Впрочем, все силы уходили только на то, чтобы переставлять лапы, и не останавливаться.

Всё чаще стали попадаться странные стоянки, в таких же, как и у Тюши пещерах. Только пещеры были маленькие. Мне в облике кошки, там было вполне удобно. Но вот если б я захотела выспаться там, в человеческом виде – вряд ли поместилась. Странно, кто бы мог здесь останавливаться? Но стоянки были жилыми, их часто навещали, хранили вещи, продукты. В центре пещеры был построен большой очаг, на выдолбленных в стене углублениях хранилась медная посуда. У очага странные инструменты, щипцы, ковши, куски меди – походная мастерская. Маленькие люди, ростом с ребёнка, лет десяти. Может быть, это те, кого я ищу? Я спала, в этих маленьких пещерах, и бежала дальше, а Мыш подгонял меня, сидя на моём загривке.