– Как можно было назвать девочку Сюзанной? – гремел Мадерин с кафедры.

Сюзанна съеживалась и опускала голову. После разгромной перепалки в начале года, когда Мадерин одержал убедительную победу над студентами и в качестве приза устроил общий опрос, в результате которого почти весь курс получил двойки, спорить с ним уже никто не решался.

– Что это за имя – Сюзанна? – громко продолжал он. – Давайте разберемся. У русского человека имя должно быть русским. Ты русская, Сюзанна? – обращался он к девушке.

– Русская, – тихо отвечала Сюзанна.

– Прекрасно. И где же ты видела имя Сюзанна среди русских имен? Где? Я тебя спрашиваю! Русские имена – это Вера, Ольга, Людмила, Светлана. Сюзанна – имя нерусское. Неславянское. Не наше. Зачем тебе нерусское имя, Сюзанна?

Та молчала.

– Скажи мне, Сюзанна, – не унимался Мадерин, – у тебя есть карандаш?

– Есть, – грустно отвечала Сюзанна. Наверное, она была готова отдать все карандаши мира лишь бы он замолчал. Но Мадерин успокаивался небыстро.

– Покажи! – требовал он.

Сюзанна неохотно показывала карандаш.

– А теперь скажи нам, Сюзанна, что у тебя в руке? – вдруг задавал Мадерин простой вопрос таким тоном, что все понимали – сейчас начнется самое интересное. Те, кто по привычке дремал, – просыпались; вечно списывающие – откладывали конспекты. А летописцы – открывали тетради и ждали очередных «мадернизмов».

– Карандаш, – тихо отвечала Сюзанна.

– Правильно, карандаш, – соглашался Мадерин. – А почему ты назвала его «карандаш»? Почему не «пенсил»? Почему не «бляйштифт»? Почему именно «карандаш»?

Сюзанна молчала, упорно глядя на карандаш, зажатый в руке.

– А я тебе объясню, почему: предметы в России должны называться по-русски. И люди в России тоже должны называться по-русски. А не Сюзаннами.

Мадерин делал убедительную паузу и продолжал:

– Называй вещи своими словами, а людей – своими именами. Своими, то есть нашими. Понятно?

Сюзанна каменела и молча кивала. Летописцы дружно записывали «Называй вещи своими словами…»

Мадерин никогда не травил одну и ту же девушку две лекции подряд. Словно по невидимому расписанию, в следующий раз он распекал другую носительницу иностранного имени. Перебрав по очереди всех несчастных обладательниц неславянских имен, Мадерин начинал сначала, и так по кругу, не стесняясь в эпитетах и выражениях.

Сюзанне, Виталине и Мальвине доставалось больше всех. Артемида была девушкой легкомысленной и на лекциях появлялась нечасто. Когда доходила очередь до Алины, Мадерин смягчался, утрачивал свою язвительную остроту и разгромную речь произносил тише, спокойнее и даже как-то уважительнее.

Матвей спросил Алину про Мадерина, втайне рассчитывая, что она начнет возмущаться. Недовольство объединяет недовольных. Он был уверен, что после обсуждения мадеринских выходок они с Алиной станут немного ближе.

– Нравится, – ответила Алина и с улыбкой взглянула на Матвея. – Остроумный.

Такого ответа Матвей не ожидал. Все на курсе дружно возмущались выходками Мадерина. Однако, наблюдая за однокурсниками, Матвей видел, что многим нравилось слушать, как преподаватель гнобит «иностранок» – так из года в год традиционно называли его жертв.

На переменах сокурсники дружно сочувствовали «иностранкам». Но было немало тех, кто с нетерпением ждал продолжения. Кстати, посещаемость мадеринских лекций была чуть ли не стопроцентной.

Как и все, Матвей смеялся, когда Дмитрий Сергеевич выдавал очередные «мадернизмы». Но еще – ему было немного жаль девушек, совсем не виноватых в том, что родители выбрали им неславянские имена. Матвей недоумевал, почему взрослый образованный мужчина не понимает такой простой вещи.