и Shell, определяли облик отрасли с самого момента ее зарождения, а также в послевоенные годы, и по этой причине они стали известны как мейджоры (the majors) или, выражаясь более прозаически, как международные нефтяные компании (МНК). К настоящему моменту «мейджоры» в известной степени превратилось в анахронизм. МНК по-прежнему находятся в числе крупнейших производителей нефти, однако произошедшая в 1950-е и 1960-е гг. национализация запасов сырой нефти многими странами – владельцами нефтяных ресурсов лишила эти компании контроля за поставками. Например, Exxon, занимающая первое место среди всех МНК по объемам запасов нефти, находится лишь на 14-м месте в мире, а сами эти запасы составляют лишь 1 % от мировых. В 1960-е и 1970-е гг. на арену решительно вышли находящиеся в государственной собственности национальные нефтяные компании (ННК), базирующиеся в нескольких важнейших странах – экспортерах нефти. Владея запасами дешевой нефти, многие из этих фирм создали обширные вертикально интегрированные сбытовые сети на европейских, азиатских и американских рынках. На долю ННК приходится почти три четверти всей ежегодной добычи нефти. Saudi Aramco – крупнейшая в мире интегрированная нефтяная компания в смысле ежегодной выработки – добывает около 10 % сырой нефти в мире; кроме того, ННК занимают первые места в мировом рейтинге нефтяных компаний по операционным (в противоположность финансовым) критериям.

Это различие между МНК и ННК важно в историческом плане для понимания конкуренции за доступ к ресурсам и рынку. Если МНК ведут «борьбу за ресурсы» (требующиеся им, чтобы обеспечить нефтью свои перерабатывающие мощности и отечественные рынки), то для ННК на первом месте стоит «борьба за рынки» (внешние рынки необходимы им для сбыта своего экспорта). Однако эта дихотомия все меньше и меньше удовлетворяет нас при изучении глобальной политической экономии нефти – по четырем причинам. Во-первых, это различие, как правило, связано с тем, что ННК в своих действиях руководствуются национальной политической логикой, а не коммерческими целями. Но в рамках ННК наблюдается все большее разнообразие: во многих государственных компаниях доля государства с течением времени снижается вследствие продажи их акций при сохранении контрольного пакета у государства, и некоторые из них могут сравниться с МНК своими техническими и коммерческими возможностями. Во-вторых, МНК и ННК, владеющие обширными запасами, все чаще сотрудничают друг с другом при освоении перспективных месторождений. В-третьих – что самое существенное – в ряде азиатских экономик были созданы ННК, ведущие борьбу не за рынки, а за ресурсы. Такие фирмы, как Корейская национальная нефтяная компания, индийская Oil and Natural Gas Corporation (ONGC), китайские China National Offshore Oil Corporation (CNOOC) и PetroChina, находятся в собственности государства; однако не меньшее значение, чем их «национальная принадлежность», имеет избранная ими стратегия транснационализации и их конкуренция с МНК за доступ к ресурсам. В-четвертых, в условиях замедления темпов роста и снижения прибылей на традиционно крупных рынках Европы и Северной Америки многие МНК также вступают в «борьбу за рынки». Сюда входит перенаправление их активов на растущие азиатские рынки, а также более заметное присутствие на таких растущих сегментах рынков США и Европы, как торговля природным газом.

Важным действующим лицом в политической экономии нефти становится гражданское общество, под которым понимается совокупность неправительственных и некоммерческих организаций и институтов, играющих все более заметную роль в качестве защитников общественных интересов. Работая через СМИ и используя общественную озабоченность для оказания давления на корпорации и правящие структуры, общественные организации привлекают всеобщее внимание к нефти. Такие организации, как