Я ее даже оттолкнул легонько, чтобы в себя придти. А она, кажется, обиделась даже. Отвернулась сразу и ушла. И не обернулась ни разу.

А я голову поднял и вижу, что стою я уже рядом с Черкизовской, вон куда сгоряча умотал. Ну Маришка в сторону школы ушла, а я сначала шел вдоль торгового дома, а потом свернул направо, к переходу через железку, мне на Химушкина надо было, к Кутузову.


….Кутузов – это мой двоюродный дядя. Самый близкий родственник. Спросите, почему я тогда ничего о своих родителях не помню, раз двоюродный брат мамы до сих пор живой? Да потому. Не рассказывает он мне ничего ни о маме, ни об отце. Совсем ничего. Нормальная, говорит, семья была, как у всех. А откуда я знаю, какая она у всех? У меня же семьи нет. И ни одной фотки не сохранилось. Ни на бумаге, ни в лаймере, ни в сети. Чудеса, да и только! Хотя какой с него спрос, с инвалида войны? У Кутузова ног нет, контужен, одного глаза тоже нет, потому и Кутузов. А по-настоящему его зовут Анатолий Рудаков. Живет он на пятом этаже в каморке под крышей. Комната четыре на четыре, кухня три на три, туалет с душем, плита на две конфорки. И пенсия – чтоб с голоду не сдох. Так что злой он, как черт, не подойди к нему, сразу ругаться начинает. Но иногда он напивается, и тогда с ним хоть поговорить можно. А еще он лаймеры чинит и разную старую технику. Меня терпит потому, что я ему иногда работу приношу или старые детали, которые по магазинам уже не найти.

Ну дошел я пешком до Кутузова, набрал его в домофоне. А он пьяный. Мне это даже на руку. Непонятно только, чего это он с самого утра начал?

Хотя кто его знает, может, он и не заканчивал еще со вчерашнего. Открыл он мне сразу, даже спрашивать не стал, зачем я пришел. Глаза красные, волосы дыбом. Зато веселый. Оказывается, друг его какой-то с фронта вчера вернулся. Живой и с деньгами. Подкинул Кутузову деньжат и обещал помочь с биопротезами. А то ведь как получается? Это по лаймеру завирают, что всем инвалидам войны ставят биопротезы, и бегают они на этих биопротезах, как будто и не воевали никогда.

Ерунда! От государства инвалидам ставят такие култышки пластиковые, на которых не то что бегать, спуститься с пятого этажа сложно. А чтобы биопротезы поставить, доплатить надо. Много надо доплатить. А откуда у инвалида деньги? Были бы деньги, разве пошел бы он в армию служить? Но потом Кутузов все-таки спрашивает:

– Че приперся-то? Че надо?

– Да ниче, – говорю, – хотел насчет последнего лаймера узнать, когда готов будет?

Неделю назад я притащил Кутузову лаймер Васьки-лысого. Я сначала его Джокеру отнес, но что-то у них там с Васькой не заладилось, и Джокер отказался его ремонтировать.

– Готов, – говорит Кутузов, – твой лаймер, пусть друган твой гонит пятьдесят еврашек.

Еврашками у нас евразийские доллары называют. У меня денег с собой, конечно, не было, последние деньги я на чай истратил, зашел в магазин и чаю купил ему же, Кутузову, в подарок, и я осторожно так спрашиваю Кутузова:

– Можно, я лаймер сейчас заберу, деньги у Васьки возьму и принесу завтра?

Думал, он сейчас, как обычно, ругаться начнет, но у Кутузова настроение было благодушное. Махнул рукой.

– Бери, – говорит. – А принесешь ну завтра, ну послезавтра! Я подожду!

Никогда еще Кутузов таким добреньким не был. Ну, думаю я, хоть тут повезло. Выложил я ему на стол пачку с чаем и говорю:

– Может, тогда чайку попьем?

А он обрадовался.

− Конечно, − говорит, − попьем, у меня и печенье есть, – и покатил на кухню, чай ставить. Очень он чай хороший любит. А мне стыдно так стало, ну просто невмоготу. Я же не просто так пришел, я же его обокрасть пришел!