Слегка замешкавшись на входе, мне не сразу удалось подойти к Париновой. Пару минут я наблюдал, как она с самым серьёзным взглядом уставилась на картину Джуно Романо.
- Интересная работа… - поравнявшись с ней, выдаю я.
- Что… простите? – в её голосе слышу растерянность и отрешённость.
- Прошу прощения, Анна Сергеевна. – пытаюсь увлечь её в разговор. – Я заметил, что вам очень понравилась картина Джулио Романо. Хотя, готов признать, что после работы реставраторов холст действительно заиграл новыми красками. Но вам не кажется, что при взгляде на «Любовную сцену» чувствуешь себя «старухой»?
Краем глаза я замечаю её удивлённый взгляд. «Что, не ожидала такого от солдафона?» - мелькает мысль в моей голове. За маской «невозмутимости» пытаюсь спрятать свою улыбку.
- О чём ты? При чём здесь «старуха»? – не отрывая взгляда от моего лица, переспрашивает Аня.
- Я о той старухе, что так нагло подсматривает за молодыми людьми? – искоса замечаю, как она вглядывается в полотно, словно только сейчас понимает, что за картина перед нами. – Заметьте, как замечательно мастеру удалось изобразить красоту человеческого тела.
- Тебе нравятся рыжие женщины? – эта фраза бьёт меня словно под дых, развевая всё веселье в считанные секунды.
- Нет. Рыжие женщины меня не привлекают, – еле сдерживая бурлящую в груди ярость, цежу сквозь зубы, глядя прямо в её глаза.
- А какие привлекают? – тут же выдаёт Анна.
По взгляду её тёмно-карих глаз, которые слегка расширились, и яркому румянцу на её щеках, понимаю, что Паринову саму смутил заданный ею же вопрос. Именно в это мгновение моё потерянное самообладание вернулось, и азарт с бешеной скоростью заструился по моим венам.
- Прекрасные блондинки, – подаюсь слегка вперёд и, улыбаясь самой порочной улыбкой, на которую только способен, отвечаю я. После чего почти бесконтрольно притягиваю её за талию к себе.
Только сейчас до меня доходит, что я перешел черту, которую сам же для себя и очертил. Глядя в её бездонные, словно омуты, глаза, понимаю, что «попал». В моих объятиях она трепетала, словно маленькая птичка, попавшая в силки. Аня пыталась опустить голову, но я не позволил. Обхватив большим и указательным пальцами её подбородок, я приподнял её голову так, что наши лица оказались на одном уровне и, переходя на шёпот задал вопрос, дико интересующий меня:
- Как вы думаете, Анна Сергеевна, что ждёт любовников впереди?
- Не… не знаю… - шепчет она, дрожа всем телом.
- Наслаждение, Анна Сергеевна… - опускаюсь почти к самому уху, едва касаясь его губами. – Их ждёт великое, ни с чем не сравнимое наслаждение…
Дикое первобытное желание обладать этой женщиной, завладело не только моим телом, но и моим разумом. Мысленно я уже посылал всех и всё к чёрту, лишь бы чувствовать её тело в своих объятиях, вдыхать её запах, касаться мягких губ, которые так призывно приоткрылись, точно дразня и призывая меня к действиям. Неожиданно в её руке зазвонил телефон и мы, словно магниты, неожиданно поменявшие полярность, отскочили друг от друга. Что я чувствовал, глядя ей в след: облегчение, разочарование, дикую ярость вперемешку с отчаянием. И все эти чувства поглотили меня в одночасье, разрывая душу и сознание в клочья. Бросив прощальный взгляд на «ангела», что всего пару секунд назад держал в своих объятиях, я ретировался из зала, из здания, из её жизни.
* * *
Целую неделю я не показывался в университете. Первым порывом было, перевестись из этого ВУЗа в любой другой, лишь бы не встречаться с Париновой. Но, спустя пару дней, на краю сознания возникло совершенно противоположное желание. В четверг, ближе к вечеру раздаётся телефонный звонок от старосты моей университетской группы.