В результате упорных занятий первую сессию Нина сдала не только на «отлично», но и досрочно, так что вскоре после Нового года у нее начались долгожданные каникулы. Дома еще стояла елка – Рукавишниковы по-прежнему наряжали живую красавицу, хотя Нина давно уже вышла из детского возраста. И все еще гостила бабушка – у нее повысилось давление, и Николай Васильевич боялся отпускать мать в Энск, несмотря на то, что Нина клятвенно обещала во всем помогать Агриппине Алексеевне. В другое время Нина сидела бы под елкой, да распивала чай с бабушкиными плюшками и рассказами о том, «как раньше жили», но в ту зиму ей все это было не в радость.

После Нового года ударили морозы, и бабушка все волновалась, как там ее квартира, не замерзнет ли фикус, да что скажет соседка Клавдия Петровна – мол, топить за двоих приходится, дров не напасешься… От таких волнений давление только повышалось, и на семейном совете было решено отправить Нину в Энск одну – раз уж так все сложилось, чтобы она протопила квартиру, да и отдохнула на свежем воздухе: все-таки Энск – не Москва, где дом в двух шагах от Садового. Нина, не помня себя от радости, собрала сумку, получила из бабушкиных рук ключи от квартиры, выслушала все наставления и с утра пораньше, почти затемно, отправилась в путь.

В Энске морозило еще сильнее, чем в Москве – во всяком случае, так показалось Нине. Быстро сменив свою шубку на бабушкин рабочий тулупчик, она метнулась в сарай, набрала охапку поленьев, прихватила кусок бересты, припасенный заботливой Агриппиной Алексеевной на растопку, и попыталась затопить печь. Но то, что у бабушки получалось легко и просто, как бы само собой, у Нины никак не выходило: береста загоралась, начинали схватываться поленья, и … с легким дымком все гасло. Провозившись около часа, она уже была близка к отчаянию, как вдруг раздался легкий стук в дверь, и, не дожидаясь приглашения, через порог шагнул … Валерка Старостин!

И вот минут через пятнадцать уже уютно гудела растопленная умелыми руками Старостина печка, чайник закипал, и сиявшая от радости Нина накрывала на стол, чтобы угостить соседа московскими гостинцами. Но Валерий сказал, что у него совершенно нет времени – завтра экзамен, и рано утром надо будет ехать в Москву, а вот когда он вернется, непременно заглянет к Нине на огонек. «Но возьми хоть конфет!» – расстроенная Нина протянула парню большой пакет с «мишками», за которыми специально ездила перед Новым годом в Елисеевский гастроном, где отстояла длиннющую очередь. Валерка ухмыльнулся, покрутил головой, как мальчишка, и, забрав горсть конфет, со словами: «Спасибо! Устоять невозможно!» скрылся за дверью.

Старостин не обманул – через день, ближе к вечеру, когда уже совсем стемнело, он снова возник в дверях квартиры Рукавишниковых: «Привет, соседка! У меня «отлично», а ты как здесь справляешься? Не замерзла, Снегурочка?» Истомленная двухдневным ожиданием счастья Нина улыбнулась и сказала, что, в общем, справляется, но от его, Валеркиной, помощи не отказывается. Потом набралась мужества и добавила: «Сегодня Старый Новый год, давай встретим его вместе!» Валерию такое предложение понравилось, и он пригласил девушку подняться к ним в квартиру, потому что там теплее, а его мать, которая работала медсестрой в городской больнице, ушла на дежурство. Но Нина отказалась: не зря же она полдня потратила на салат «оливье», не говоря уже о курице, которую впервые запекала в духовке, а печка – это не газовая плита в московской кухне!

«А если прохладно, то можно еще раз печку протопить…», – не успела Нина закончить фразу, как Валерка рванул к себе наверх и через минуту вернулся, довольный, с бутылкой шампанского в руке. «Вот, осталась одна! – он вопросительно посмотрел на Нину. – Ты, вообще-то, шампанское пьешь? Полусладкое…» Нина в ответ засмеялась, сказала, что, конечно же, пьет, и очень любит. И что, «вообще-то», она уже взрослая!