В центре Миннеаполиса стоят двенадцать башенных кранов – строятся новые дома. Сначала сломали кирпичные постройки 19-го века, затем выкопали котлован, забили сваи и начали сооружать каркас из толстых железных балок. Балки ржавые и некрасивые. Потом они закроются темными стеклами, пластиком и алюминием. Простоит такой небоскреб лет сто и хватит. Он устареет, его сломают. Так недавно сломали огромный крытый стадион, чтобы сделать новый – еще больше и удобнее. С огромной парковкой под землей.

Однажды в Москве мы переехали в большой «сталинский» дом на берегу Москва-реки. Ночью под окнами плыли грузовые баржи, заполняя квартиру низким тяжелым гулом. По длинному коридору можно было кататься на велосипеде, слегка подпрыгивая на выбоинах темного дубового паркета. Электрические провода, свитые в красивые косички, тянулись по стенам от ролика к ролику. Черные канализационные трубы украшали угол кухни. В деревянных перекрытиях кипела жизнь. Там по ночам шуршали мыши и еще какие-то неизвестные науке животные.

Однажды в дом пришли мастера. Они спрятали электропроводку в стены, сменили и замаскировали трубы, положили на старый паркет новый и собрались уходить.

– А что делать с перекрытиями? – спросил я. – Чем мне кормить мышей?

– Ломать надо этот дом, – сказал главный мастер. – Только место занимает.

А может так и надо? Ломать и не жалеть. Смотреть вперед, думать о будущем. Или об удобном настоящем. Чтобы было дешево, удобно, просторно и светло. Ведь мы без сожаления выкидываем старые компьютеры, телефоны, машины, холодильники, телевизоры, одежду. Много ли мы сейчас можем взять в свои квартиры вещей наших бабушек и дедушек? Мы такие ускоренные, подгоняемые прогрессом и постоянной неудовлетворенностью. Можно, конечно, построить домик в лесу и по утрам ставить в русскую печку чугунок с картошкой. И раз в неделю топить баньку, подготавливая к этому маленькому празднику холодный квас и березовые веники.

Да, можно. Если вам наплевать, что творится на шумной дороге, где идут все остальные. А тем, остальным, некогда по утрам растапливать печку и строить мосты, рассчитанные на две тысячи лет. Они придут и возведут дома, которых им хватит на всю жизнь. А их дети сломают эти дома и построят новые. Еще удобнее, светлее и уютнее.

Кто-то обожает быть в толпе.

Ты идешь, меняются встречные лица, ты ловишь мимолетные взгляды, посылаешь ответные импульсы интереса, ты доволен собой, ты герой, толпа тебя любит.

А кто-то заболевает после толчеи и суматохи. Чужие взгляды раздражают, кажется, что идет постоянная оценка – кто ты, откуда, сколько стоишь, можешь ли давать тепло?

Ты пытаешься ставить стенку между собой и толпой, но она легко разрушается прикосновениями чужих тел, слишком наглыми или насупленными взглядами.

А можно идти по улице и не видеть толпы. Тебе она неинтересна. У тебя свой внутренний мир, где живут хорошие, любимые тобой люди. Им всегда можно позвонить и услышать теплые слова. Или сказать им что-то хорошее.

И ты не видишь неприязненных взглядов, усталых лиц, напряжения и раздражения. Не нужно ставить никаких стенок между собой и другими прохожими. Ты просто купаешься в своей маленькой радости, что ты не один в этом огромном городе, которому до тебя нет никакого дела. И волны этой радости хранят тебя.

Но случаются особые дни, когда ты просто идешь по городу и улыбаешься. Улица за улицей, площади, проспекты, подземные переходы, скверы. А ты ничего не видишь, просто идешь километр за километром.

Вот и конец города уже близок. Ты не понимаешь, куда зашел. Но тебе все равно. Ты садишься на лавочку и улыбаешься уходящему солнцу.