– А то, – ответил в той же манере Фёдор. И, посчитав визит законченным, вышел из начальственного кабинета, полный сил и оптимизма.

Причина было простой: после разговора с кадровиком он окончательно уверовал в то, что найденные в каньоне миллионы подарены ему Судьбой, а Мосунов являлся никем иным, как её посланником, призванным рассказать, как эти миллионы можно легализовать. Тогда, в тайге Фёдор этого не понял, лишь копил глухое раздражение. Типа, где он, и где те огромные деньжищи, о которых талдычит этот мутный тип, таскающийся за ним по горам с тяжёлым рюкзаком, набитым инвентарём и кусками пустой породы. Раздражение временами переходило в тихое бешенство с желанием отрубить рассказчику голову мечом. Кстати, если кто помнит, с Иоанном Крестителем, который тоже был своего рода посланником, именно так и поступили.

Фёдор ничего не знал ни об Иоанне Крестителе, ни о постигшей того участи. Зато он узнал об участи, постигшей Мосунова, который, не без санкции высших сил, был, по исполнении своей миссии, нейтрализован путём отправления на чужбину с билетом в один конец.

Сообщивший об отъезде Мосунова кадровик владел лишь голой информацией, сакральная же суть этой истории была понятна только Фёдору, что укрепляло его в ощущении избранности.

Таким образом, все части пазла сложились в единое целое. Невозможное стало возможным. Путь на Москву был открыт.

Оставалось лишь восстановить в памяти всё, о чём говорил Мосунов. И желательно в деталях.

Вначале инженер просто врал, заявляя о своей полной невиновности. Обвинял судей в предвзятости и продажности, проклинал свидетельствовавших против него в суде своих коллег и сотрудников космодрома «Восточный», ужасался условиям содержания в СИЗО, где в камерах вместе с приличными людьми сидят злодеи, изверги, мучители, настоящие звери в обличье людей. Но самую жгучую ненависть он испытывал к следователям, которые путём угроз, запугивания и даже прямого физического насилия вытрясли из него честно заработанные деньги. В ходе дальнейшего повествования, однако, выяснилось, что это были не совсем честные деньги, а если говорить прямо – совсем не честные, а наворованные. И было их так много, что Мосунов в бытность инженером на хорошей должности всерьёз озаботился проблемой их легализации.

– На что бы ты потратил деньги, если бы внезапно разбогател? – спросил он как-то раз у Фёдора.

Ответом было угрюмое молчание, но Мосунова это не смутило.

– Вложил бы в недвижимость, конечно. – Он указал пальцем в небо. – Деньги, что галки, всё в стаю сбиваются. И куда же они со всей страны летят? В Москву, конечно. В Подмосковье, на Рублево-Успенское шоссе. Именно там находятся хитрые риелторские конторы, которые хоть и внесены в Единый государственный реестр юридических лиц, да вот только в Росфинмониторинге на учёте не состоят. Росфинмониторинг – это финансовая разведка, если ты не знал.

Фёдор напряг душевные силы, чтобы не дать ему в морду, но Мосунов, конечно, этого не заметил.

– Есть ещё и другие, самые надёжные, – продолжил он в том же духе. – Эти на учёте в Росфинмониторинге вроде бы состоят, да только антиотмывочный закон посылают лесом. Согласно этому закону риэлторы обязаны проверять все сделки на предмет чистоты денег и непричастности к финансированию терроризма. И, конечно, обязаны информировать финансовую разведку обо всех подозрительных случаях. Но, если риелтор проводит сделку наличными и никуда об этом не сообщает, то и Росфинмониторинг никогда ничего не узнает. Откуда же ему знать, если выездные проверки он практически не проводит. Не спрашивай, откуда я это знаю. Просто знаю и всё.