Этими мыслями Грошев поделился с Юной, она поддакнула.

– Правда, европейская зима была, как где-нибудь во Франции. Ты был во Франции?

– Был.

– Прямо в Париже?

– Прямо в Париже. И прямо в Лондоне был. И прямо в Нью-Йорке. А также в Стокгольме, Шанхае, Каире, Касабланке, Осло… короче, легче сказать, где я не был. В Южной Америке не был. В Центральной тоже.

– Завидую. Нет, понятно, ты же писатель, а они ездят.

– Я не всю жизнь писатель, работал в одной структуре. Околоправительственной. Большие дела, большие люди, поездки постоянные.

– А я только в Сочи была с мамой и с ее одним другом, в Анапе еще. И в деревне каждое лето, там у меня бабушка.

Походом в магазин нагуляли новый аппетит, поужинали, размеренно выпивая. Юна попросила Грошева еще раз рассказать о его счастливой и трагической любви, вспомнить какие-то подробности, Грошеву не захотелось, вместо этого достал альбомы с фотографиями, показывал своих родителей, себя в детстве, юности и молодости.

– Красавчик был, – оценила Юна.

– Да и сам теперь вижу. А был комплекс, что тощий, некрасивый. Дурак. А вот она. – Грошев показал фотографию класса, где Таня стояла впереди и с краю, отдельно от остальных.

– Эффектная девочка, – сказала Юна.

Вот женщины, подумал Грошев, как они умеют – похвалить, но так похвалить, что эта похвала выглядит сомнительной.

– Самая красивая в классе, – сказал он с печальной улыбкой.

Юна не согласилась:

– Это потому что ты влюбленный был. А вот еще очень ничего девочка, и вот, и вот. А вот прямо звезда – любимый тип внешности, сама смугловатая такая, даже желтоватая немного…

– Оливкового цвета?

– Оливки зеленые!

– Я масло имею в виду.

– Может быть. Короче, такого теплого цвета, а глаза темно-синие и волосы светлые. Они обычно очень стройные, и кожа обычно обалденная. У меня подруга такая.

– Самое смешное, что у меня с ней тоже кое-что было. Лиля ее звали.

– Как это? Изменил своей девочке?

– Случайно получилось. Играли в бутылочку, я хотел, чтобы с Таней вышло поцеловаться, а выпало на нее, на Лилю. А она говорит: «Я согласна, но при всех стесняюсь» – и увела в другую комнату, а там за штору, спрятались мы там, и она меня начала целовать. Очень умело, искусно, я обомлел.

– Языком работала?

– Вы так умудряетесь сказать, что вся романтика вянет.

– Кто – вы?

– Вы все. Поколение ваше. Речь бедная, убогая, ничего не знаете, ничего не читаете! У вас даже кумиров нет, эти ваши рэперы или хипхоперы, вы даже их не знаете, для вас все без лиц и без имен!

– Я за всех не отвечаю, а я и кино смотрю, и читаю, и не такая дура, как тебе хочется!

– Да? Какое кино последнее смотрела?

– Это… Ну, там умирает один, его отравили, думают на служанку, что она лекарство перепутала, а отравил внук или племянник.

– Кто режиссер? Кто актеры?

– Забыла! И какая разница, главное – кино понравилось, всем спасибо!

– Кому? Я в твоем возрасте знал сотни имен современных писателей, актеров, режиссеров, музыкантов, а ты кого знаешь, назови хотя бы одного!

– У меня память на имена плохая!

– У всех у вас она плохая! Для вас авторитетов нет, вместо этого в голове братская могила какая-то!

– Чего ты пристал? Вот я вижу кино или картину в музее…

– Была в музее? В каком?

– Не цепляйся! Я в Сети в любой музей попасть могу!

– В Сети!

– Отстань! Я что-то вижу или слышу – музыку какую-то или читаю что-то, мне нравится, а если я узна́ю, кто это сделал, – что изменится?

– То! Человек – часть творения, которое он создает! Если ты узнаешь что-то о нем, то и понимание творения станет глубже!

– Да хрень это все! Наедет на тебя машина – какая разница, кто там за рулем?