– Приди, душа, любящая Бога. Трапеза исполнена, телец заклан, да никто тощ отыдет от пасхальной вечной Небесной трапезы в доме Отца своего.

Блудный сын покаялся – и спасен?

Почему Иисусу так нравилось рассказывать про непутевых людей? И почему порядочные люди у Него в который раз осуждены?

На самом деле, Господь не осудил ни фарисея, ни старшего сына из притчи о блудном сыне. И еще не спас ни блудного сына, ни мытаря.

Вообще отношения с Богом не исчерпываются спасением. Господу нужно не спасение ради спасения, а восстановление в человеке образа Божия. Человек нужен Богу как исполнитель замысла Божия.

Притча, по видимости, проста. Вот блудный сын был плохой. А затем покаялся и стал хороший. А старший сын был хороший, но обиделся и решил уйти от Бога и брата. Кто лучше? Никто.

Отец, встретив блудного сына, велел заклать упитанного тельца и сотворить пир радости. Этот образ напоминает нам пасхальный пир вечной Пасхи.

Младший сын еще не достиг трапезы, а старший находится в раздумье – войти или обидеться. Таким образом, пасхальная трапеза с упитанным тельцом пока пуста. Старший работал отцу всю жизнь и имеет полное право войти в праздничный чертог. Младший только пообещал трудиться.

Необходимость трудиться оттолкнула блудного сына от отца и дома.

Труд, оплаченный не так, как ожидалось, оттолкнул старшего сына от дома и радости отца. Услышав о щедрости отца к младшему сыну, он не входит в дом. Можно сказать, ему Рай не мил. Он, как Каин, обиженный на Бога и возненавидевший брата. Ненавидеть – не хотеть видеть.

Оба они ожидали плату за Божий труд не в той форме, какой может вознаградить Бог. Старшему сыну было важно материальное вознаграждение – козленок для шашлыка с друзьями. Младшему интересней показалась сладость греха.

Старший, трудясь на отца, не принимает в душу радость Господа. Работа без Бога приносит усталость, муку и уныние. Младший, решив найти себя, полностью изгоняет из души память о Боге Отце. Жизнь без Бога и теперь кажется поиском себя самого вне рамок, условностей, диктатуры нравственности и религии. И обретение себя – в свободе моего скованного «я». То, о чем писал Ницше, – человек, существующий в пространстве, где произошла гибель богов. Пространство, где бог – человек.

Человек без Бога наполнен сам собой. Что у нас остается за вычетом Бога? Тело и связанная с ним примитивная душа. То есть наша звероподобная основа. Человек без Бога превращается в зверя, так, как в него превратился Люцифер. Был архангелом, а стал гадиной.

Человек без Бога не только резко глупеет, но и деградирует. Его личность полностью подчиняется телу, а тело возбешается. В притче сказано, что младший сын жил блудно. То есть довел свое тело до бешенства – полной охваченностью бесами – и стал как равный со свиньями. Без Бога человек непременно становится свиньей или еще хуже, потому что и свиньи не творят того, что творит грешный человек. Лучше сказать, такой человек обретает сатанинский чин гада.

Гордым часто попускаются блуд и лютые болезни; Бог позволяет блудному бесу вселиться в гордую душу ради того, чтобы гордый, увидев свою беспомощность и свинство, пришел к умозаключению, что его гордость беспредметна. Или духу немощи – чтобы гордый познал свое бессилие.

Был один Константинопольский патриарх святой жизни. Люди ему говорили:

– Ты уж точно наследуешь Царство Небесное!

А он отвечал:

– Не знаю, но после три дня смерти вонять буду!

– Как так?

– Я славу принимал.

Так и вышло. Вот эта плотская вонь и есть признак гордой души.

Это великая ошибка постмодерна – искать себя в себе. Нас в себе нет, мы не есть мы, а только отражение Бога. Я – это Бог внутри моего сердца. Мы – ипостась Божественного бытия, развернутого в мире, и больше ничто.