Я, конечно же, не возражал. Неспроста здесь появились эти парни. И уж если вышли к нашему костру, значит, так задумано было.


Мастеровой Афанасий утку сделал роскошно. Даже Матвеич, со всем своим сарказмом признал шедевр и искренне пожал Афанасию руку. Когда начали укладываться спать, Игорь взял ружье и сказал, что ему чуток подумать нужно, и он посидит в сторонке от костра, чтобы наш храп не слышать. «Не знаю, как вы, Павел Иванович, и вы, Степан Матвеич, но Афоня храпит знатно». Матвеич хотел было и тут поспорить за первенство, но всем уже было лень, и вскоре я уснул.

Ночью, уже под утро, я просыпался несколько раз. Все же спать в лесу на лежанке из елового лапника я не привык. Храп у Матвеича действительно был мощным, казалось, что храпу тесно на полянке у костра, и он сползал к озеру, чтобы в полную силу развернуться на просторе, но, не рассчитав сил, путался в прибрежных камышах и затихал. Как храпит Афанасий, я не слышал, потому что, когда я проснулся, его у костра не было. Громко сопел Игорь, но на фоне могучего храпа кузнеца, сопение Игоря было верхом деликатности. Я привстал, оглянулся, и из темноты к маленькому пятачку света от костра подошел Мастеровой. Он успокоительно махнул мне рукой и опять отошел куда-то в темноту. Я понял, что он сторожит нас. Вначале сторожил Игорь, сказав нам, что пошел подумать, теперь вот черед Афанасия. Что ж, хорошо, а то мы с Матвеичем этим не озаботились, хотя газеты часто пугали историями о разбойниках и душегубов в окрестных лесах.

Не смотря на беспокойный сон, утром проснулся я позже всех. Шумного Матвеича было слышно с берега озера, он матерился по поводу мути, поднявшейся с илистого дна, так что рожу не умыть. Монументально спокойный Мастеровой Афанасий пристраивал котелок над костром для чая, Игорь нарезал хлеб и сало. На чистой тряпице уже лежали по пучку зеленого лука и петрушки, несколько помидоров и огурцов. Простой походный завтрак.

Чай оказался брусничный, приятного красноватого цвета и невероятного вкуса. Никогда не думал, что буду млеть от удовольствия, получив на завтрак кружку брусничного чая, бутерброд с толстым куском сала и на десерт помидор с луком. Видела бы меня сейчас моя экономка.


После завтрака парни поблагодарили нас с Матвеичем за гостеприимство, попрощались и пошли дальше охотиться. Матвеич, неожиданно, крикнул уходящим парням:

– Вы, это, ежели что, заходите в гости. Знаете где меня найти?

– Знаем, Степан Матвеич. Зайдем как-нибудь. И вы привет брату вашему от нас передавайте. – Оглянулся и ответил Франт, Афанасий просто махнул рукой, и парни ушли.

– Хорошие парни. Не простые они, но, видать, хорошие. – Матвеич начал собирать вещи. – Они ведь не просто так к нам вышли. Они охраняли нас.

– Я это, Степан Матвеич, сам ночью понял, когда увидел, что они спали по очереди.

– Так я и говорю, не простые парни. – Матвеич внимательно посмотрел на меня. – И вы, Павел Иванович, видать, не простой человек, раз охраняют вас. И брательник мой, значит, тоже не прост. Что-то я такое и предполагал. Ну, да мое дело маленькое. Взялся проводить, значит, проведу. Готов, Павел Иванович? Тогда пошли.

Глава 5

Филаретовский скит выстроен на берегу небольшой речки, скорее даже ручья, но местные говорят, что это река Земляника, и никто с ними не спорит. Полддюжины небольших, но добротных бревенчатых изб, таких, что бревно не всякий мужик обхватит. Часовня в центре, перед часовней открытая площадка. Ближе к реке два, наверное, амбара. Вот и весь скит, но Матвеич сказал, что скит неправильный. Огородов не видно, дорога наезженная к скиту ведет, разных тварей божьих не слышно – не мычат, не квохчут. Правда, один амбар оказался конюшней, но это, как сказал Матвеич, «в ту же строку лыко». Не сами живут местные отшельники. На привозном корме. А их здесь не мало, раз шесть изб стоит и часовня. Это, считай, монахов пятнадцать, а то и поболе.