Конец дня обещал быть наполнен рассуждениями Бориса о частной собственности, о внутренней и внешней политике и о видах на урожай – это когда Борис доходил до совершенного состояния пития водки. Слушать Бориса интересно. Особенно когда он брался критиковать власть. Глаза его горели гневом, руки совершали какие-то указующие действа. Он то иронично перечислял «так называемые достижения», то твердо и непреклонно критиковал действия всем нам хорошо известных людей из понятно каких учреждений. Жаль, что из его эзопова языка невозможно было однозначно определить – критикует Борис Советское государство или членов Антанты.


Автобус ехал по маршруту, останавливаясь, где положено: около очагов культуры, кинотеатра «Колизей» и театра имени Луначарского, а так же, где просили пассажиры. Жаркое солнце быстро высушило мостовую и тротуары. Но пыль еще не поднялась, так, что поездка была во всех отношениях приятной. Попадающиеся навстречу автомобили приветственно крякали клаксонами. Те автомобили, что решались обогнать автобус, сигналить начинали задолго. Так что на протяжении почти квартала, пока совершался обгон, все пешеходы, извозчики и их пассажиры, случайные автомобилисты были особенно внимательны и напряжены. Наконец, торопливый автомобиль обгонял автобус, еще раз сигналил, то ли прощаясь, то ли извиняясь, а потом долгое время ехал метрах в десяти впереди автобуса пока ни сворачивал на другую улицу.

Выехав за город, автобус прибавил скорость. Какой русский не любит быстрой езды? Недавно дорогу до Шарташского озера выравнивали новым паровым катком. И какое-то время дорога действительно была на удивление гладкой. Но дожди, автомобили и упряжки дорогу быстро привели в привычное состояние. На неровной дороге спешащий автобус раскачивало, ощутимо встряхивало на кочках. Женщины, казалось, специально дожидались очередной встряски и громко, от всей души взвизгивали, хватаясь за рукава своих спутников или за плечи сидящих впереди пассажиров. Кондуктор с шофером снисходительно смеялись, а пассажиры-мужчины надували грудь, понимающе переглядывались друг с другом, дескать: женщины – существа слабые, без нас никак.

Автобус въехал в село Шарташ. Его уже поджидали мальчишки и собаки. Сколько могли, они бежали за автобусом, кричали, лаяли, в общем, веселились вовсю. Шофер, чтобы сделать им приятное, несколько раз сигналил клаксоном, отчего веселье приобретало фееричное состояние и передавалось уже пассажирам. Те начинали махать из окон автобуса, кричать мальчишкам: «Эй!». Кто-нибудь обязательно кричал: «Вот, я тебя!». Кому? Что – «вот»? – но зато от всей души. Я сидел с лицом, на котором распласталась улыбка, прижатая встречным ветром еще где-то на середине пути, да так и не слезшая с лица по причине этого ухарского веселья.

Приехали! Большинство граждан направилось в сторону домов отдыха, поправлять здоровье. Мне же – в другую сторону, в само село, хотя, следуя современным правилам, официально село называли поселком.


Я шел по улице, наслаждаясь почти деревенским патриархальным бытом местных жителей. Вдоль заборов бродили куры и козы, но деревянные тротуары обеспечивали удобство и чистоту пешеходам. За заборами качали ветвями кусты сирени и рябины, призванные в меру сил создавать дачный уют и негу, а заодно мешать юным авантюристам лазить по огородам. Со стороны недалекой церкви раздались переливы колокольного звона. Шедшие впереди старик со старухой троеперстно благочестиво закрестились на купола, видимо, старики неместные. Большинство жителей Шарташского поселка – старообрядцы, молятся в своих молельных домах и крестятся двоеперстно. Некоторые до сих пор живут в больших деревянных усадьбах с крытыми дворами, огороженными высоченными заборами. Из-за близости к большому городу, почти все жители села уже давно, так или иначе, занимаются торговлей. Те, кто побогаче, выстроили себе дома по купеческой моде – каменные, с высоким крыльцом, но окна все равно маленькие. Может из экономии, а может из природной кержацкой скрытности. В одном из таких домов и живет Борис.