«Зачем я это делаю? Кому-то понравиться хочу? Зачем? Кому не нравлюсь – тем и не понравлюсь. А кому нравлюсь, тем и стараться понравиться не надо. Эх. Как хочется домой! Так, не раскисаем. Может, это всё сон, чей-то научно-психологический эксперимент с веществами… или шоу со скрытой камерой…»

Пытаясь унять тревожность, я продолжала вечернюю уборку. Услышала ручей недалеко от избы, набрала воды в найденный на печи горшок, притащила в избу. Нашла в кармане конфетку, подумала, что это нас от голода не спасёт, и положила её на старый сундук в углу избы. Зачем-то помахала в тёмный угол – невидимой камере.

За это время наши доблестные парни затопили печь, нарубив старых чурбаков не менее старым, но ещё пригодным топором. А девочки нашли тюки с соломой и постарались приспособить их для сна. Но Сват скомандовал им брать матрасы, найденные в сундуках, и спать на печи. Мужской пол устраивался на сундуках размером побольше. Я же думала поискать в комнате хотя бы какие-нибудь старые покрывала, хоть что-нибудь, и удалиться в сени. Люблю спать в одиночестве.

Потолки дома стали будто выше. Ребята негромко переговаривались в тусклом свете, дивясь разным старинным приспособлениям.

Что-то чёрное снова шмыгнуло под ногами.

– Ч-что это? – спросил Шура, уже стоя на какой-то табуретке и бешено сверкая глазами в темноту.

– Да что ж такое! – я пошла в комнату. Когда устаю, обычно злюсь. – Что бы ты ни было, если не покажешься, рискуешь стать едой!

Видимо, остальным, особенно, девочкам, я казалась совсем «ку-ку». Да, мнение обо мне не меняется ни в каком мире. Не знаю, насколько долго я не показывалась из комнаты, пока все не проследовали туда же.

– Эм. Я хоть и пришибленная, но не одна это вижу, да?

Икание Алена было мне ответом.

Перед нами у окна небольшой комнатки в отсвете луны стоял полностью тёмный силуэт скелета в лохмотьях. Он, словно сотканный из темноты, злобно таращил на нас глазницы. А мы таращились на него.

«Мы одни. В какой-то избе. В ином мире. И тут вот это. Может, всё это сон?»

Кажется, моя усталость взяла своё.

– Ничего себе, кис-кис… Раз у нас тут всё по древней традиции, – я немного истерично поклонилась в пояс. – Так и быть. Мы – путники, не по своей воле. Чьих будешь, молви. Рцы. Паки. Живота.

– Дщерь людская, при своём ли ты уме? – раздалось беззвучно. Но услышали, кажется, все.

– Нас коллективно глючит, да? – я обернулась к бледной и не знающей что делать команде. Ну вот, снова чувствую себя позорищем на общем празднике жизни – чьей-то невоспитанной племянницей или приятелем-алкоголиком, поющим частушки на похоронах.

«Глючило» всех коллективно. Сват перекрестился.

– Не надо, – прошелестело существо и ужасающе захохотало. – Бесполезно.

Так бы мы и стояли в ступоре и попытках объяснить себе происходящее, если бы что-то чёрное опять не прошмыгнуло мимо и не запрыгнуло чудовищу прямо на костлявые «ручки». Я схватилась за голову.

«Что ж, сходить с ума, так с весельем. Глупую паузу рано или поздно нужно прекращать».

– Икс?! Что у вас делает моё животное? – вопрос вышел максимально серьёзным. Будто бы какой-то соседский алкоголик приманил моего котея.

– Млем-мряу! – чёрное безобразие, чувствуя себя вольготно, хотело облизнуть поднятую заднюю лапу, но передумало, соскочило и нагрузило своими радостными килограммами уже меня.

– Как думаешь, куда он у тебя иногда пропадает? – довольно спросил скелет.

– Вот он какой, котоход… – не нашла что поумнее сказать я.

– Это твой кот? – тихо спросил Шура, отступая в кухню по стеночке.

Скелет чуть двинулся вперёд, мы одновременно шагнули назад. Он снова расхохотался.