В этом небольшом помещении Ален не стал доставать из-за пояса арапник. Да и зачем, если можно пустить в ход против пары надвигающихся огромных големов-охранников свои мощные кулаки? Рысь швырнула Мышку с блюдом недозревших яблок под стол, откуда хитрая девчонка эти яблоки выкатила, да так, что кое-кто из беснующейся толпы наступил на них и попадал. Сама блондинка, на миг облокотившись о стол с одной стороны, совершила гимнастический кульбит, перелетела через поверхность стола и схватила поднос с другой стороны. Она начала применять его не по прямому, а по ударному назначению. Барса не было видно – он сразу исчез в толпе, незаметно прикрывая остальных.

Посреди беснующейся вакханалии стоял счастливый Сват. Казалось, он пребывал в своём мире, где на него медленно садились бабочки и пели райские птички. Теперь он понял, что топорик – это некий трансформер, и не пропал его прелестный бердыш на Каше-поле, а всегда был рядом. Как ни смешивалось, ни вопило, ни каталось кубарем всё вокруг, а помешать наслаждаться моментом казаку с огромным лезвием на древке не решался никто.

В меня прилетела луковица. Скажу как знаток – попадание варёной не так больно, как свежей. Однако синяк на спине будет, неприятно. Я отправила овощ в обратном направлении и увидела, как трое огромных големов постепенно выталкивают Алена за дверь. Ещё двое начали удалять из помещения всех остальных без разбора. На меня откуда-то нечаянно свалился Барс, но в полёте успел извернуться и всего лишь отдавил мне ноги. Он извинился, нырнул в темноту улицы вслед за Аленом и громко протестующим Шурой, а меня, как и рогатых завсегдатаев-пустословов, окружили и в таком оцеплении препроводили до выхода. Далее вместе с нарушителями спокойствия нас бесцеремонно вышвырнули одного за другим в лужу перед крыльцом. Грязная жижа остужала пыл, а я, попутно радуясь целым зубам, снова начала хохотать.

«Взбодрились».

Сват, Рысь и Мышка вышли следом, посмотреть на нас, красивых. Кизяки пытались возмущённо встать из лужи и вернуться в кабак. Вход неумолимо загораживали глиняные амбалы. А хозяин, грозно насупив брови, привычно для себя и других молча отпихивал грязных суетливых чертей ногой.

– Неблагодарные люди! Мы это… Спасаем мир! Ик… от шушеры всякой… то ись, от интохсикации алкоголем… ик… мы на страже… на грани! – булькали рогатые морды.

– На грани соплей вы! Кыш из заведения! И плётку отдай! Ряженые… – изрёк глава Хрючевни и похромал внутрь оной.

– Но-но! Мы кизяки! И храним свою честь-рв-брл… – истерично выкрикнул один из выкинутых вон и тут же захрапел в луже, художественно пуская пузыри из ноздрей.

– Позор вы и головная боль настоящим казакам. Из-за вас и над нами, нормальными, смеются, – Сват плюнул и достал-таки свою трубочку – зря на улицу в эту темень, что ли, вышел?

Скрывшийся было трактирщик вновь выглянул из-за двери.

– И тебе, казак, скажу: не расстраивай Анну, очень не советую. Ночуй с товарищами, раз она дозволила, да идите своим путём подобру-поздорову.

– Анна, значит… Благодарствую за уют. Как скажешь, – произнёс Сват. Глаза его сощурились, и лицо стало хитрым-хитрым.

Моя «смешинка» не планировала покидать меня и доводила до боли в челюсти – оказаться в полной ж… неизвестно где, в луже перед Хрючевней, с пьяными чертями. Но я просто чуть не захлебнулась в грязи от смеха, когда Свата точным броском всё-таки определили к нам, в болотце деградантов. Барс тоже был здесь: словно замаскированный и раскрытый шпион, он возник из грязи и пожал плечами.

– Ясечка! Оч-чень творчес-ский веч-чер ск-кложился! Душевный! – хрюкнул откуда-то с дальнего края лужи Шура. До меня донёсся запах перегара. Я тут же перевела взгляд на Рысь, которая, не скрывая отвращения, смотрела на нас, примитивных чудаков, и морщилась.