– Нет, – отказался сходу Бессмертный, – я специалист по живому материалу. Живое в неживое могу, а наоборот – извольте не гневаться. Тут надобно Федотку с Викешкой кликнуть, они одним своим видом и мёртвого поднимут, – и он свистнул особым образом, то есть просто прогнав ветер через ушные дырки голой черепной коробки.

– Да и ты далеко не отлучайся, – Яга дёрнула Кощея за берцовую кость, – вдруг девка заявится. Только прими божеский вид да чучело безголовое отошли в кусты. А не то невеста до гробовой доски в себя не придёт, не то что в замужество кинется.

– Твоя правда, – немедля согласился Кощей, шуганув Марию-Антуанетту и входя в обличье казака Стеньки Разина.

Вскорости прибыли леший с водяным. Оба-два в одинаковых засаленных фартуках и с железом в руках. Зато обличием они оченно разились. Если Федотка был похож на большую сосновую шишку, весь врастопырку, в сучках и задоринках, то Викешка выглядел недельным самоликвидировавшимся утопленником, тронутым не одним уже раком.

– Зачем изволил звать, родимый? – в один голос рявкнули мастера. – В чём непорядок или иной какой огрех?

– А вот в ней-то как раз и всё дело, – отстраняя Ягу могутным казачьим плечом от ступы, вразумительно начал Кощей:– Пока мы с хозяйкой чаи гонять будем, вы этот аппарат наладите, испытаете и нам предоставите в наилучшем виде. Чтоб птицей летал и безо всякого отказа и вывертов при посторонней турбулентности, как говаривают старые летуны. И чтоб до захода солнца всё спроворили!

– Ну, это вряд ли, нам не к спеху, – тут же заключили знающие себе цену механики, – может что и наладим через месяц-другой либо к Яблочному Спасу, а чтоб сей момент, то даже и у литейщиков с Урала кишка будет тонка, – и мастера принялись было обстукивать и оглаживать ступу со всех сторон.

– Не к Спасу, хоть бы и к Медовому, – повысил голос Бессмертный, – а на крайний случай к восходу, а то дружку закадычному, Змеюге Горынычу, подскажу, чтоб свою третью голову после недавнего насморка на ваших болотах и буреломах опробовал. У него после простуды горелки соплёй забились. Вот и будет народу праздник – и осушение болот, и выжигание тайги под пахотные земли. Уяснили, соколы, диспозицию?

– А мы что? – опять в голос ответили умельцы. – Мы и говорим, что улетайте хоть завтра ко всем собачьим чертям и на любой скорости света. Эка невидаль, заморскую хреновину починить! Пейте чаёк да передавайте Горынычу приветы. А уж мы его и клюковкой, и рыбкой в любой час осчастливим, – и с этими надёжными словами Федотка и Викешка начали своё ремонтное дело.

– Зови свою Избушку, приглашай Золушку и пойдём мёд-пиво пить с брусничными шанежками, а ещё лучше – сбитень с овсяным киселём. Видишь, дождь стал накрапывать, – распорядился хозяйски Кощей Бессмертный, поправляя казачью саблю поверх бархатных шаровар и оседелец на опрятной круглой голове.

За стол угнездились втроём, так как Золушке выпадала роль обслуги. На скатерть были выставлены и студень из бараньих голов, и холодец с хреном, и кровяная колбаса с потрохами. Тут же стояли кувшинцы с медовухой и крепкие отвары для хозяев из поганки бледной да сморчка толчёного. Не забыли и про шербет с кутьёй для Марии-Антуанетты, как для дорогой гостьи, хоть и без верхнего этажа. Для себя Золушка сбоку пристроила расстегаи по-скобарски да киселёк из морошки по рецептам сибирских самоедов. И пошёл тогда пир горой с песнопениями на два голоса с рассказами о подвигах Бессмертного и свершениях Бабы Яги.

– Ты бы, старая, на питьё не налегала, – урезонил, было, в полночь Бессмертный Бабу Ягу. – Как-никак, но скоро тебе за руль.