Но Чайнья это пресекла. «Ты ему не tayta», – рявкнула она на кечуа, но общий смысл Тьяго понял. Так что он отнес компьютер обратно и больше эту тему не поднимал.
Когда Чайнья снова забралась в машину, Силеа уже проснулась. Опустив стекло, она строила глазки Тьяго, стоявшему на другом конце парковки.
– Держи. – Чайнья пихнула стакан с кофе дочери, потому что у Атика руки были заняты. – Поделись с мальчиком.
Силеа взяла кофе и с неохотой закрыла окно. Стоявший вдали Тьяго отвернулся.
Снова проехав мимо заправки, Чайнья заметила, что внук уже сложил две фигурки оригами из бумаги, лежавшей в бардачке. Желтую розу, лепестки которой были окаймлены печатными строчками. И нежную белую грушу. Плодоножку он сделал из палочки для размешивания сахара.
Увлечение Атика началось много лет назад с лилии. Это была единственная схема, которой его обучила бабушка. И единственная, которая Чайнье была известна. Теперь он мог складывать легковушки, грузовики, цветы, фрукты, всевозможных животных. Всему этому он научился сам. Дайте ему упаковку цветной бумаги, и он сделает сад, клумбу, зоопарк, поезд. Несколько месяцев назад он даже сложил из бумаги свою jatunmama. Чайнья сразу же узнала в бумажной фигурке себя. Десять полосок на ее разноцветном платье были не шире обрезка ногтя. За это Чайнья оттягала мальчика за ухо, но фигурку не выбросила. Она стояла у постели Чайньи, охраняя ее сон. В трейлере было полно творений Атика. Целые леса хитроумно сложенных оригами разрастались на духовке и на холодильнике, украшали каждую полку. Силеа аккуратно заставила ими половину обеденного стола.
Атик подвинул розу и грушу к лобовому стеклу. Там уже красовалась пара зеленых помидоров, которые он сложил на прошлой неделе из оберток от жевательной резинки Wrigley.
Десять минут спустя пикап перебрался через железнодорожные пути, и они въехали в Кристал. Здесь начался гладкий асфальт. Деревья вдоль бульваров были выше и пышнее. От зарядной станции на конечной остановке тихо отъехал темно-фиолетовый электробус.
– Здесь водители автобуса не то что в Уануко, – заметила Чайнья. – Никогда не ждут постоянных пассажиров, просто едут дальше.
– Скоро будем на месте, – сказала Силеа, взбодрившаяся после кофе.
– Не забудь, Атик, – наставляла бабушка. – Спрей «Пледж» оставит пятна и испортит замшу и кожу, поэтому, когда будешь оттирать полы возле диванов, направляй баллон строго вниз.
– Не забуду.
– И вот еще что. Зеллары хотят, чтобы мы отмыли клавиши фортепиано. Много гостей, липкие пальцы. Так вот что нужно сделать. Слоновую кость надо протирать «Колгейтом», а потом тряпочкой, смоченной в цельном молоке. «Колгейт» оставляет разводы на черных клавишах, и хозяйка это заметит непременно.
– Поэтому черные клавиши оттирай в последнюю очередь, – подхватила Силеа. – С боков и сверху.
– И торцы, – добавила Чайнья. – Их легко пропустить при уборке, потому что они такие маленькие, как пальчики у тебя на ногах.
– Хватит, – прервал Атик.
Он ненавидел, когда с ним разговаривают как с маленьким. Особенно после своего двенадцатилетия.
Чайнья похлопала мальчика по колену.
– Просто работай хорошо, Атик Юпанки. Если мы втроем постараемся, то закончим пораньше, и, может быть, твоя mamay сегодня не будет нас пичкать своей курицей.
– Посмотрим, – буркнула Силеа.
Она допила последние капли кофе и запрокинула голову, зевая и изгибая гладкую шею.
На Березовой улице они припарковались и выгрузили швабры и банки на подъездную дорожку.
На полпути к дому Атик споткнулся о брусчатку.
– Осторожнее, – предупредила Чайнья.
Мальчик что-то пробормотал и закинул швабру на плечо. Чайнья оглянулась и за лобовым стеклом своего пикапа увидела маленькие вспышки цвета. Бумажные роза, груша и два зеленых помидора на приборной панели были словно стражи. Четыре крошечных чуда, творения ее внука.