– Троих из псов взяли, за перевозку оружия, – оборвал его восторг Хельмут и Беркут сразу помрачнел.

– Вот дерьмо. В девятом?

– В девятом.

Беркут посмотрел на Праведника.

– А у тебя что?

Парень только и ждал, пока его заметят. В эту же секунду он протянул наспех изрисованные и исписанные листы.

– Там три машины было. Вот, в последней явно что-то ценное, они там целый контейнер под один ящик зарядили. Уверен, это и есть наш. Ты говорил, что он старый, как из музея. Вот точно такой ящик в этот контейнер и засунули. Его как будто не из музея достали, а только что из земли вырыли.

– На машине есть какие-то отличительные знаки?

– Нет, но она последней поехала, это точно. Не думаю, что они будут меняться.

– Это ты прав, не будут, – задумчиво протянул Беркут, перелистывая записи. – А что с охраной?

– Человек двадцать, не больше, – сейчас выправке Праведника позавидовал бы иной вояка. – Я дорогу посмотрел. Поедут через девятый, потом в объезд к пятому. Там другой дороги, где они могут проехать, нет. Точно знаю. Я, прежде чем к базе поехать, все вокруг исколесил.

– На кой черт? – не понял Беркут.

Праведник замялся. Если по дороге к клабхаусу он всем сердцем хотел рассказать о волне, которая едва не настигла его у военной базы, то сейчас начал сомневаться. Там он готов был поклясться, что нечто ужасное способно нарушить все планы. Но чем ближе был город, тем нереальнее становилось произошедшее. Может, и не было никакой волны и гудения, а это просто воображение сыграло с ним злую шутку из-за холода?

– Так я это… Думал, карта нужна.

– Не нужна, – отрезал Хельмут. – Наши еще с ночи стоят у въезда в город, недалеко от поворота к лесу. Там есть несколько необозначенных дорог, вот по ним мы и сможем пройти на старушках.

«Старушками» Хельмут называл два старых военных трака, которые каждый раз изменялись и перекрашивались до неузнаваемости. Их тихо привозили к месту, где должно было происходить основное действие, пока в городах все силы полиции были брошены на тушение «пожаров», распаленных членами клуба.

«Нечестивые» выезжали колонной, называя это мотопробегом в честь… (в честь чего решалось каждый раз отдельно, это мог быть день независимости, день памяти, день сопротивления и еще много других дней, которые по всем параметрам подходили для сбора нескольких сотен человек в одном месте). Сначала мирно, в сопровождении пары машин полицейских, они колесили по городу, иногда посещая памятники или заезжая в детский приют. Потом заворачивали в один из излюбленных баров, откуда выползали на четвереньках, скаля свои острые зубы.

«Ну что, твари?! У вас есть дубинки? Так у нас тоже!» – как-то прокричал Патриот, расстегивая ширинку и стягивая штаны для пущей убедительности.

С этой фразы началась кровопролитная неделя третьего округа (так окрестили ее в прессе). Все были настолько заняты вопросом выживания, а СМИ так поглощены возможностью каждый час выдавать ужасающие заголовки, что мало кто заметил увеличение наркоты в округе. Только одна мелкая газетенка сообщила о невероятном множестве передозировок в студенческой деревне, но денег у редакции не было, а тираж не превышал тысячу экземпляров, поэтому никто не обратил внимания на скромную заметку.

Иногда даже фраза была не нужна. Было достаточно одного косого взгляда, чтобы вспыхнул лютый пожар. Власти тщетно пытались контролировать происходящее, договариваться, обеспечивать охрану и загонять отверженных туда, где они смогут напиваться и сжирать друг друга, не трогая мирных жителей. Никто не забывал, что имеет дело с убийцами и наркоторговцами, пусть во многих случаях и бездоказательно.