– Натка, ну, не дуйся, – промурлыкала Женя, – твой Эдик правда… душка.

– Это не мой Эдик, – сказала Наталья, глядя прямо в узкий, кошачий Женькин зрачок, – Эдуардо встречается с Асей. Уже месяц.

– Месяц? – закашлялась, словно поперхнулась рыбьей косточкой, Женька.

– Аська хочет пригласить его на Новый год домой. «Папе показать», – мстительно сказала Наталья.

Женька молчала, острыми зубками кромсая нижнюю губу.

Отчаянно дребезжа и лишь слегка притормаживая на горящих желтым светофорах, трамвай прорубал железным телом темноту ночных улиц.

Женя откашлялась.

– Ты не говорила, что у него роман с твоей подругой. Я думала, он просто… бабник.

– Та еще подруга, – горько усмехнулась Наталья, – я первая с ним познакомилась, только кого это волнует? Ты вон тоже… все лицо ему… обслюнявила.

Женькино лицо превратилось в белую маску с неровно вырезанными прорезями для глаз. Один глаз выше другого и оба несчастные.

– Он… теплый, – медленно сказала она, обхватывая себя за плечи, словно ей стало вдруг смертельно холодно.

Тяжелые бордовые шторы, кровавые обои с золотым тиснением, душный, спертый воздух, ни дать ни взять публичный дом из «Ямы» Куприна.

В город приезжал на гастроли московский театр с постановкой, где он выглядел именно так. Наталья достала из кармана платок и промокнула лоб.

– Мужик не кобель, на кости не бросается. – Ася припудрила декольте и засмеялась.

Желтая мелированная гривка затряслась в такт хохота, луч света заскакал на гранях крупных золотых серег.

– Как тебе? – Ася приложила к бирюзовой ткани платья гроздь розовых бус, неудовлетворенно покачала головой и поменяла на громоздкое красное колье.

– Не слишком откровенно? – смущенно пробормотала Наталья, отводя глаза.

– Что я тебе, тургеневская девушка?

Ася отбросила колье на туалетный столик, плюнула на ладони, наклонилась и разгладила тугую колготину на смачной икре.

Наталья покачала головой. Победная Ася внушала противоречивые чувства: отвращение и острую, до боли в кишках, зависть. В мечтах все, о чем рассказывала бесстыжая Аська, происходило с ней. Наталья представляла, как она подходит к Эдуардо, смело, как это делает Ася, берет его за руку и видит, как вспыхивают в ответ его глаза, и она снова чувствует на себе его мятные, горячие губы.

– Смелая ты, – сказала Наталья, – я так не умею.

– Ничё, научисся, – пообещала Ася, – будь ласка, принеси мою сумку. Я, кажись, в прихожке ее бросила.

Наталья обошла гигантский плюшевый диван на тонких вычурных ножках и зацепилась за раздвижной столик на колесиках. Раздраженно задребезжали хрустальные бокалы, на пол посыпалась шелуха от семечек.

– Эй, – укусила себя за веко щипчиками для бровей Ася.

– Извини, – пробормотала Наталья.

– Щетка в прихожей, – сказала Ася, выцеливая неподатливый корень, – надо новую щипалку. Эта ни черта не хватает.

Наталья закрыла за собой дверь и прижалась к ней спиной. Как он может с ней спать? Неужели мужикам все равно? Каждый раз, когда Эдуардо кладет руку на вертлявый Аськин круп, хочется умереть. И Женька оказалась такой же, как Аська.

Стуча о паркет деревянными ногами, Наталья прошла по кишке коридора в просторную прихожую, заставленную мебелью цвета кости несчастных, замученных до смерти слонов. Огромная Аськина сумка валялась у двери, половина содержимого наружу, внимание привлекли глянцевые квадратики поляроидных фотографий. Эдуардо целует Асю. Ася целует Эдуардо. Кто это снимал? Обнаженная спина Эдуардо на фоне претенциозных – золото на бордо – обоев. Он смотрит в камеру вполоборота, на щеке равнодушная, знакомая до боли ямочка.