Авокадо
Офис. В офисе двое. Стук пальцев по клавиатуре. Из кафе на первом этаже в открытое окно влетает запах готовящегося обеда. Один из них перестаёт стучать, втягивает носом воздух и смотрит на часы. До обеда ещё час с лишнем.
– Чёрт, этот запах, совершенно невозможно сосредоточиться.
– Да, – Бросает работу второй – Просто голова кругом идёт от таких ароматов.
– Я бы сейчас, выпил, да покушал. Да так покушал, что бы в животе ангелы запели.
– Да, хорошо бы сейчас червячка заморить. Картошечки жаренной с мяском.
– И ещё бы туда грибочков так это с лучком покрошить. Что б это, взял его на вилочку, а он такой аромат издаёт, что мама не горюй.
– А если ещё туда сметанки домашней.
– И всё это на сальце поджарить, так потихоньку, на малом огне, что б румянилась.
– Господи да под водочку, под холодненькую.
– Да огурчиком её родимую солёным. Хрум, хрум, хрум. Ой, ё…
– А если ещё авокадо…
– Какой ещё авокадо?
– Ну, это, зелёный такой мягонький.
– При чём тут авокадо. У нас картошка, жаренная с грибами. Куда авокадо.
– Ну, я это, люблю авокадо.
– Ну и люби, чего ж его в картошку с салом пихать.
– Я, это так просто, не к картошке было сказано.
– Что просто? Ты понимаешь, что весь аппетит мне испортил своим авокадо.
– Так, я это, я думал.
– Меньше бы ты думал, работай, давай. До обеда ещё час.
Пианино
– Давай, поднажми, ещё чуть, чуть, аккуратнее, не попорть – Четверо грузчиков поднимали по лестнице пианино. Пианино было старое и не влезало в лифт. Они несли его по лестнице, останавливаясь на небольшие перекуры.
– Я когда ещё пацаном был, меня на музыку отдали, шесть лет по классу фортепьяно отучился. Потом в училище три года. Пока не бросил. С тех пор терпеть не могу музыку.
– Держи ровней, не расслабляйся. Как сейчас помню…
– Ну, ну, не вали. Ровней держи.
– Так вот, вся ребятня во дворе гуляет, а я сижу за пианино и гаммы долблю. Как же они мне тогда осточертели. Верите до сих пор сняться.
– Стоп, какой этаж?
– Четвёртый.
– Сколько ещё?
– На восьмой нам.
– Япона мать. Не могли скрипку купить. На восьмом то этаже.
– Так вот сниться мне, что я стою, а у меня под ногами клавишы. Белые и чёрные. И только я делаю шаг, а они звучат. И ведь какая штука. Я шагаю, а из-под ног, гаммы вылетают. Вылетают, это значит, и вьются вокруг меня. Я бежать, а они за мной. И не скрыться мне от них никуда. Верите, просыпался в холодном поту. Так меня эта музыка достала.
– Сколько ещё?
– Два пролёта.
– Так вот столько лет меня эта музыка мучила. А теперь ещё и наверх её тащи.
– Да, судьба.
– Шабаш. Звони.
Они звонят в дверь. Но никто не спешит открывать.
– Может, нет никого?
– Может, и нет.
– Так, ты значит у нас пианист?
– Паганини.
– Давай покажи нам, что можешь.
– Да я уже и забыл всё.
– Ладно, не ломайся, давай.
– Ну не знаю – Он открыл крышку. Чёрно-белые клавиши, разложенные в строгом порядке, смотрели на него.
– Ну… – Тонкие пальцы коснулись клавиш, и они задвигались, заполняя подъезд переливами. Он касался клавиш, а пальцы, словно проснувшись от глубокой спячки, летали над клавишами, и счастье наполняло его. Поднимая всё выше и выше, туда, где живёт сама музыка. Это продолжалось до тех пор, пока он не остановился. Тогда музыка смолкла и он заплакал. Он плакал тихо, закрыв лицо руками, и только плечи вздрагивали в такт его тихим, всхлипываниям.
Яблоко
Это было крепкое сочное зеленое яблоко. Когда зубы входят в его плоть сок вырывается наружу и устремляется по языку к небу. Кисло – сладкий, бодрящий, яркий как вспышка фейерверка на темном небе. Он захватывает и притягивает к себе как поцелуй женщины как глоток свежей ключевой воды в жаркий изнуряющий день. Упругая мякоть рассыпается во рту, заполняя его свежим прохладным соком заставляя все вкусовые рецепторы отдаваться безудержной страсти утопать в этой вакханалии вкусовой джазовой импровизации. И вот испытав первый восторг вдохновения, ты стремишься ощутить его, снова и снова, поднимаясь все выше, и выше, к вершине блаженства. К нирване вкусовых ощущений. Но вот яблоко постепенно тает в твоей руке. Последние вспышки гаснут, и страсть захватившая тебя утихает. Какое то время ты сидишь неподвижно, не понимая, что же с тобой произошло. И только слабый металлический привкус напоминает тебе о былой страсти.