И Мэри поверила. Тяжко вздохнув, она снова подняла зеркало. До боли сжав зубы, Тео посмотрела в него – и встретила испуганный взгляд серо-зеленых глаз.

У Тео были карие.

Прямой тонкий нос.

Тео всегда ненавидела свой нос картошкой. Даже хотела сделать пластику, но побоялась.

Рот. Другой. Подбородок. Другой. Брови. Другие. Тео разглядывала отражение так пристально, словно играла в «Найди десять отличий». Вот только этих отличий было намного больше десяти. Или меньше. Если считать за отличие всю Тео. Целиком. Потому что в зеркале был другой человек.

Эта девушка была фунтов на сорок легче и лет на пятнадцать моложе. А может, ей просто не доводилось ночевать в кабинете, заваленном горами бумаг, а потом, торопливо умывшись в служебном туалете, идти на совещание – и биться лбом в стену, доказывая очевидные до нелепости вещи.

Но Тео справлялась. Она справлялась всегда и со всем. Справится и сейчас.

Медленно, осторожно, Тео подняла руку и погладила себя по щеке. Девушка в зеркале сделала то же самое. Нахмурилась. И девушка тоже нахмурилась. Улыбнулась. Девушка растянула губы в гримасе, больше похожей на плач, чем на улыбку.

– Все. Убери. Спасибо, Мэри.

Тео откинулась на подушки и прикрыла глаза. Реальность погасла, утонув в черноте, и осталось только безумное, неостановимое вращение. Мир кружился, а вместе с ним кружилась и Тео, и в голову лезли кадры давно забытого кино. Подбитый вертолет падает, оставляя за собой шлейф из дыма и пламени, и горящая кабина вращается в противоположную от винта сторону. Вращается… Вращается… Вращается…

– Может, вам водички попить? Кисленькая, холодненькая… Попейте, лучше станет.

Открыв глаза, Тео увидела перед собой стакан, в котором плавал золотистый кружок лимона.

– Благодарю.

Она прижалась губами к стеклу, глотая прохладную кисловатую воду. Безумное ощущение вращения действительно отступило – как будто неопровержимая реальность воды привязывала Теодору к этому миру, фиксировала в нем, словно гвозди – сползающий ковер.

Наверное, она все-таки сумасшедшая. Или это все из-за комы. Может быть, все, кто впадают в кому, видят бесконечные красочные сны – а потом не могут отличить их от реальности.

Но последнее, что нужно Теодоре – чтобы ее считали чокнутой. И Тео, прикрыв глаза, медленно вдохнула пропитанный лавандой и нафталином воздух.

– Вот видишь: все в порядке. Больше никаких слез, – она улыбнулась Мэри самой безмятежной улыбкой, которую смогла изобразить. – Я очень похудела, но ты совершенно права: мне нужно поправляться. Поэтому давай сюда бульон и гренки.

– Вот это правильно! Вот так вот и надо! – обрадованная Мэри тут же опустилась на кровать, протягивая Теодоре фарфоровую пиалу с бульоном. – Вы, госпожа, ничего не делайте, только ротик свой открывайте. А я вас покормлю.

– Я могу сама…

– Конечно, можете. Никто ж и не спорит. Только не в этот раз, – Мэри протянула ей ложку, в которой плавал золотистый кружок растаявшего жира. – Сегодня так покушаете, а как сил наберетесь – тогда уж сами. Ну-ка, глотайте бульон, глотайте… Вот так, молодец! А теперь еще ложечку, с курочкой…

Послушно пережевывая недосоленное сухое мясо, Тео дождалась паузы в бесконечной болтовне.

– Мэри, я хотела тебя спросить…

– Да, госпожа? – на секунду оторвалась от разделывания курицы служанка.

– Я долго болела?

– А вы что же, не помните?! – у Мэри от изумления округлились глаза.

– Да я как-то… Кое-что помню, кое-что нет. Мысли путаются – от слабости, наверное.

– Конечно, от нее! Вы бульончик кушайте – и быстренько поправитесь! А что помните-то? – в глазах у Мэри плескалось откровенное детское любопытство.