И плывёт над зеленой равниной
Белотелою птицей луна.
Словно время в отцовских сединах,
Я душою копаюсь в былом,
Где лежит в обгоревших руинах
Мой разрушенный бомбою дом…
«В синих сумерках тихо крадутся бесплотные тени…»
В синих сумерках тихо крадутся бесплотные тени,
И луна – серебристый паук – вяжет сеть облаков,
Потеряв равновесие, вздрогнут весы настроений,
Если к пылкому сердцу печаль прикоснётся легко.
Потеряв равновесие, вздрогнут весы настроений,
Лишь я им прикажу сожаление взвесить в тиши.
Ни на миг не оставят весы беспокойных движений,
И никак не застынет бегущая стрелка души.
Ни на миг не оставят весы беспокойных движений,
Хоть и сердце, дублённое страстью, не вздрогнет в ответ.
Наблюдая сквозь сеть облаков за игрою мгновений,
Звёзды тоже попробуют взвесить мерцающий свет.
Наблюдая сквозь сеть облаков за игрою мгновений,
Гири Малой Медведицы тяжестью яркой слепят.
Пòндур*-ночь перебором разбудит безмолвные тени,
И вовсю зазвучат задушевные песни опять.
Пòндур-ночь перебором разбудит безмолвные тени,
Лишь в долине кузнечики стрёкота лампу зажгут.
И услышав призывное ржанье в одном из селений,
Иноходец мой – слово – рванётся на волю из пут.
И услышав призывное ржанье в одном из селений,
По чеченской земле благородный помчится скакун.
Канет в Лету клубок заблуждений, невзгод и борений,
Но останется ночь, как звучание песенных струн.
Канет в Лету клубок заблуждений, невзгод и борений,
Я доверюсь мечте, караулящей тайну любви.
Хоть раздумья мои устают от безмолвных радений,
Всем тревогам назло продолжается буйство в крови.
Хоть раздумья мои устают от безмолвных радений,
От нежданного счастья распустится новая ветвь.
И надежда моя не оденется в сумрак осенний,
После ночи кромешной лишь ярче сияет рассвет.
И надежда моя не оденется в сумрак осенний,
Если к пылкому сердцу печаль прикоснётся легко.
Верю, что успокоятся всё же весы настроений,
Лишь луна – серебристый паук – свяжет сеть облаков.
Пóндур – чеченский струнный музыкальный инструмент.
(Авторизованный перевод с чеченского Татьяны Пономаревой)
«В тисках своих беда меня пытала…»
В тисках своих беда меня пытала,
И в кузне зла ковала боль меня.
С собою смерть несущего металла
Касался мой железный дух, звеня.
Наперекор дымам ожесточенья,
В моих глазах струится звёздный свет.
Холстом святым считаю каждый день я,
Нa нём рисуя Родины портрет.
Летят мгновенья и легко, и споро,
Желанье заклевать меня тая.
Но верится, что я уйду не скоро
В глухонемую глушь небытия…
Менестрель свободы
В лучах твоей сияющей короны
Я жил всегда, страдая и любя.
Сквозь рабства роковые бастионы
Я с боем прорывался до тебя.
Из-за того, что в молодости ранней
Тебе служить я дал себе обет,
Лишь два подарка – песню и скитанье
Судьба вручила мне на склоне лет.
Хотя молва ко мне была сурова,
Я, рьяно чтя твой праведный устав,
Вкусил отвагу истинного слова,
Хранителем его навеки став.
Свобода, ты – моя святая цель.
И я – твой самый верный менестрель…
Мои скакуны
Моя жизнь – ипподромное поле, а дни – скакуны.
Годы – скачек круги по святому отцовскому краю.
Хоть мои табуны быстроногие мне и верны,
Сколько будет всего скакунов и кругов, я не знаю.
С торжеством скакунов моих белых мне жить веселей,
Пальма первенства бурых как весть для меня о любимой.
Я с триумфом гнедых привечаю хороших людей,
А к фурору буланых я нитью привязан незримой.
Часто серые мчатся стремительно в первых рядах,
На их гривах висят мои боли, обиды и беды.
И мгновения скачут на них с пеленой на глазах,
И поэтому им я не сильно желаю победы.
Я к своим скакунам безраздельной любовью согрет,
И мой долг – их ценить, хоть лишён посвящения в тайну: