– Я тоже не забуду. Уж это точно… Послушай, Ольга, а ты в бога веришь?
– Верю! Это он подарил мне тебя… С мужем мне всегда было неуютно. А с тобой мы как две половинки. Я буду любить тебя до самой смерти.
– Не сомневаюсь… Пойдем, Ольга. Нам надо спешить. Вдруг лавочка будет занята. Придется искать другое место.
Малыш мог бы свалить все на Аркадия и не помогать ему. Он вообще собирался бросить Чуркина и найти себе работу менее холуйскую. И в ментах он не был свободен, но там все в одинаковом положении. У каждого начальника был свой начальник. Значит, было и понимание: сейчас я тебя вызвал на ковер, а завтра мне будут фитиль вставлять.
В работе на хозяина ощущалось совсем другое, унизительное состояние. Тем более, что у Чуркина были явные проблемы с психикой. Озлобленность сверх меры, мстительность и, что самое противное, удовольствие от чужой боли. Вот это и заставляло бывшего мента Петра Колпакова помогать непутевому риэлтору. Тот мог загнать ситуацию в такой глубокий тупик, что Чуркин в ярости оторвал бы ему ноги, а упрямой актрисе голову.
Образ безногого Аркадия не очень волновал Малыша, а вот Верочку без головы видеть совсем не хотелось. А еще он понял, что больше всего боится за Наташу, которая в этой разборке могла оказаться лишним свидетелем. А таких обычно убирают.
Малыш никак не мог понять, почему он запал на эту девушку с вареньем. Все в ней было, как у других: и лицо, и одежда, и душа… Вот с душой он засомневался. В ее глазах была покорность и надежда. Но не рабская покорность, не постоянное «Чего изволите, мой господин?» Здесь виделась спокойная готовность всегда находиться за мужчиной, за мужем… И надежда в ее взгляде была особенной. Все в ее положении хотят богатого и приличного мужа, свадьбы с подарками, удовольствий и развлечений. Наташа ждала, так ему казалось, совсем другого. Она надеялась на любовь и взаимное обожание.
И еще одно крепко зацепило Малыша. Там, в пустой хате при долгих поисках никому не нужной банки вишневого варенья молодая женщина делала ему явные намеки. Наталья, что вполне естественно, хотела мужской ласки. И не чьей-нибудь, а его ласки… Она хотела, а он не дал! Она отдавалась, а он, подлец, не взял…
За годы милицейской службы у Малыша накопилось много друзей. Многие могли бы помочь в этом деле, но он выбрал Шурика Сухова. Он сам так представился в первый день своей службы, и вот уже десять лет никто не назвал его иначе. Ни Александром, ни Сашей – Шурик и все тут.
– Просьба у меня к тебе, Шурик. Непыльную работку хочу предложить.
– Я тебя знаю, Малыш. Если непыльное дело, то наверняка мокрое.
– Сухое! По крайней мере – для нас с тобой. Сухое, но денежное.
– Намёк понял. Тогда об этом не здесь, не в Управлении. Здесь у нас чистые руки… Давай за час до полуночи в кабаке «Под мухой». И друга своего бери. Аркадий, как я понимаю, заказчик? Пусть угощает в знак аванса…
Шурику, конечно, не было безразлично, за что получать деньги. Но он доверял Малышу. Тот, хоть и бывший, но свой. Он должен знать возможности и понимать внутреннюю этику. Это оборотни – беспредельщики. А честный мент знает допустимый уровень боковой работы. И цену за нее знает.
Малыш помнил этот кабак. В свое время он сам назначал здесь встречи. И даже один раз проводил задержание… Заведение с таким названием было шумным, дымным и пьяным. Это был не ресторан, а именно кабак.
Аркадий и в приличные рестораны по ночам не ходил, а здесь совсем сник. Он сделал заказ по полной программе, но в разговоре участия не принимал.
– И что это вы от меня хотите, господа гражданские?