– Нет, спасибо, я тороплюсь, – вставая, произнесла я, чувствуя, что парень исчерпал свой запас полезности.

Покинув квартиру Валеры, я, конечно же, вернулась в свою машину и снова принялась за свое любимое занятие – начала думать. Теперь, кстати, уже было о чем.

Во-первых, я узнала, что ссоры между девушкой и ее парнем были, что художник производил впечатление спокойного и безобидного, что на самом деле вряд ли могло быть правдой. Я лично видела работы парня и по ним, как человек, не слабо разбирающийся в психологии, могу уверенно сказать, что с психикой у их автора, несомненно, не все в порядке.

Также мне стал известен примерный контингент гостей и посетителей данной квартиры. Он состоял в основном из таких же художников и заказчиков картин, вроде бы богатых дяденек. Уже одного этого достаточно, чтобы действительно допустить вероятность того, что Степанов и совершил убийство своей собственной девушки.

«Так, попробуем прикинуть, где может сейчас скрываться наш тихий убийца. Насколько я могу судить о нем по сложившемуся у меня в голове словесному портрету, парень относится к тому типу, что предпочтет всю жизнь прятаться по подвалам и свалкам, нежели просто покинуть город или, на худой конец, прийти в милицию и во всем признаться. Следовательно, искать его нужно у таких же художников, как и он сам».

Прикинув, кто из моих друзей и знакомых наиболее вхож в тарасовский богемный мир, я достала сотовый и стала набирать номер Гарика Папазяна.

Гарик был одним из старейших моих знакомых. Он работал в милиции и знал обо всем и обо всех в городе. Даже другу моему Кире – подполковнику Кирьянову – порой не удавалось добывать такую информацию, какую в два счета мог накопать Папазян. За это я его и любила. По-дружески, конечно, хотя он наверняка хотел, чтобы все было немного иначе. Увы, его пылкие признания в свой адрес воспринимать серьезно я не была намерена.

– Гарик, здравствуй, это Татьяна, – услышав какое-то бубнение, сразу сказала я. – Ты сейчас не слишком занят?

– Для тебя, Танюша, я всегда свободен, пора бы это уже и запомнить, – тут же радостно откликнулся Папазян, круто сменив тон, – что, опять какое-нибудь дельце провернуть надо?

– Угадал, – призналась я. – Сможешь?

– Ну разве что за определенное вознаграждение, – хитрым голоском пропел в трубку Папазян.

Прекрасно понимая, куда он клонит, я все же сделала вид, что ничего не понимаю, и наигранно кокетливо сказала:

– Ну, несомненно, бутылка коньяка с меня.

– А что к ней будет прилагаться еще? – не унимался Гарик.

– Конфеты, конечно, – вздохнув, ответила я.

– Это несерьезно, Таня-джан, – тут же заговорил с армянским акцентом Папазян, появление которого было первым признаком того, что он обижен. Пришлось смилостивиться над бедным мальчиком и пообещать:

– Хорошо, если все получится, обещаю, что коньяк доставлю лично.

– И выпьешь со мной.

– И выпью, – вынуждена была согласиться я.

– И станцуешь, – разошелся Папазян.

– Так и быть, попробую.

– Ну вот, так бы и сразу. Так что там тебе требуется? – более радостным голосом спросил Гарик.

– Мне нужно узнать места, в которых обычно собираются художники низкого уровня. То есть такие, которые пишут не нормальные картины, а всякое там безобразие, называемое ими искусством.

– Кхе, кхе, вот так задачка… – моментально стал серьезным Папазян. Но потом, видно, вспомнил об обещанном вознаграждении и пообещал: – Хорошо, постараюсь что-нибудь нарыть.

– Сегодня сможешь?

– А я когда-нибудь работу на завтра откладывал? – переспросил Папазян.

– Нет, – согласилась я. – Значит, позвонишь, как что-то будет?