.

– И что это означает? – спрашиваю я.

– «Пусть смерть заберет меня первым». – При виде моего озадаченного лица Реми улыбается. – Твой отец тоже сначала удивился. Но потом, когда мы заговорили о его жене и дочерях, он понял. Я был очень опечален, узнав о его гибели.

Я жестом приглашаю посла в свою гостиную.

– Твой народ много лет избегал каких бы то ни было дел с Империей. Что изменилось?

Кажется, посла удивила моя прямота – возможно, он приготовился к продолжительному обмену любезностями.

– Ты отменила рабство, Кровавый Сорокопут, – говорит он. – Для нас это обязательное условие. Если ты поклянешься, что рабство не вернется, я готов заключить договор о торговле между Императором Закариасом и Анканой. В качестве жеста доброй воли я привез с собой дюжину анканских саперов…

«У нас есть военные инженеры», – вертится у меня на языке, но я приказываю себе молчать. В моей армии не найдется и шести саперов. Остальные воюют на стороне Керис.

– И передвижные катапульты, – добавляет посол. – Они меньше и легче, чем те, что имелись в Антиуме, но не уступают вашим по мощности. Мне кажется, они пригодятся вам в предстоящей войне.

Абсолютная уверенность, с которой он произносит эти слова, вызывает у меня раздражение. Но, вспомнив о том, что в моем распоряжении всего несколько саперов и нет ни одной катапульты, я наступаю на горло уязвленному самолюбию.

– Ваш народ способен предвидеть будущее, – усмехаюсь я. – Как Пророки.

– Наш дар не краденый, – подчеркнуто нейтральным тоном говорит Реми. – Но был обретен после долгих лет обучения. Пророки видели детали. Мы видим результат.

– И что же ты видишь, глядя на меня?

Вообще-то, я собиралась задать совсем другой вопрос. Но этот не давал мне покоя с той минуты, как Декс сообщил о прибытии человека из Анканы.

– Сейчас, глядя на тебя, я вижу Дил-Эвал, – говорит он. – Ту, которая исцеляет. Когда я смотрю в твое будущее, я вижу… – Он замолкает и пожимает плечами. – Нечто иное.

Посол плавно переходит к торговому соглашению и сообщает мне, что́ хочет получить в обмен на саперов и катапульты. Я соглашаюсь продать ему зерно и скот – хотя лишь небесам известно, откуда я все это возьму! – и говорю, что Императрица рассмотрит вопрос о продаже серрийских клинков. Посол выглядит удовлетворенным. Вскоре после его ухода в дверь снова стучат.

Я обнаруживаю на пороге сестру, которая застыла, наклонив голову под неестественным углом. Закариас вцепился в прядь ее волос и радостно тянет на себя.

– Ты с ума сошла, зачем распустила волосы? – Я щекочу пяточку Зака, он отпускает волосы матери и рвется ко мне с возгласом «ба!».

По мнению Ливии он еще слишком мал, чтобы понимать наши разговоры. Но я думаю, он прекрасно знает, кто любит его больше всех. Когда я беру его на руки, он тянется к моей косе, но потом, передумав, касается ладошками моего лица.

– Маленький предатель.

Моя сестра улыбается. Закариас такой же прелестный, какой была Ливия в раннем детстве – с мягкими темными кудрями и пухлыми щечками, которые так и хочется ущипнуть. Цвет кожи он унаследовал от обоих родителей – смуглый с золотистым отливом. Племянник смотрит на меня светло-желтыми глазами, характерными для всех представителей семьи Фаррар.

– Он по тебе соскучился. – Ливия устраивается в моем кресле. – Не желал засыпать, потому что тетя Сорокопут не приходила понянчить его перед сном. Но я сказала, что ты уехала по очень важному делу.

Я смотрю на ее фрейлин, Мерину и Коралию Фаррар. Это двоюродные сестры Маркуса, но они совершенно не похожи на покойного Императора. Они обожают мою сестру и Закариаса и готовы защищать их ценой жизни, но им не обязательно присутствовать при обсуждении государственных дел. Ливия отпускает их, фрейлины забирают у меня Императора и уходят в сопровождении мрачного капитана Раллиуса и троих Масок.